— Я только что звонил вам, но связь оборвалась… Фред, боюсь, у меня плохие новости. Я уже говорил вам, сегодня вечером состояние вашей дочери резко ухудшилось и… мы сделали все возможное, но, к сожалению, она умерла, Фред. Мне очень жаль. Но я с самого начала предупреждал вас, что шансов у нас не очень много, — доктор помолчал, дожидаясь реакции, но, так и не дождавшись, произнес: — Фред, вы поняли, что я сказал?
Малколм разорвал связь.
«Спасибо, Джессика, — подумал он. — Это было очень вовремя».
Телефон в его руке, как он уже убедился, был не смартфоном, а какой-то простой и дешевой моделью — видимо, из тех, которые, как рассказывала Герти, раздают малоимущим. Фотографировать им было нельзя. «Вот и замечательно», — подумал Малколм и выключил телефон. Прежде, чем экранчик погас, юноша обратил внимание на собственные кровавые отпечатки на экране и корпусе. Все это надо будет тщательно смыть, прежде чем засунуть мобильник в карман владельца… Перчаток у Малколма с собой не было — он привык, что в спальном мешке тепло и без них. Но вода, конечно, все смоет…
Шею все-таки саднило, и по ней стекало что-то мокрое — то ли пот, то ли кровь. Малколм машинально потрогал, затем посмотрел на свою руку. Это ничего не прояснило — рука и так уже была в крови, но вроде бы заметно больше этой крови не стало. «Все-таки этот гад меня порезал, но, кажется, не сильно. Просто царапина…» Тем не менее это заставило его вспомнить о необходимости умыться. Он присел на корточки возле воды и долго тер руки, лицо и шею, а затем постарался, как мог, оттереть пятна на куртке. Потом подышал на закоченевшие пальцы и вновь вернулся к трупу, брезгливо поморщился — проклятая физиология! — но удовлетворенно отметил, что желания блевать у него больше не возникает. Вероятно, этому способствовало слишком слабое лунное освещение, не позволявшее различать цвета и детали. Стараясь, тем не менее, не смотреть на ободранную голову Бранта, Малколм принялся обшаривать его карманы.
Ничего опасного для себя или примечательного он там не обнаружил. Не было даже ключей от машины и от чего-либо похожего на номер в мотеле. Должно быть, Брант приехал в город на автобусе, а спал… может быть, и на автовокзале, если не здесь же в парке. Во всяком случае, его внешний облик и запах немытого тела — еще до того, как он учинил свое кровавое жертвоприношение — вполне соответствовали такому предположению. В уже знакомом Малколму облезлом бумажнике обнаружилось, помимо фотографии Грэйс, водительское удостоверение (вероятно, на имя Фреда Пеппино, хотя в темноте было не разглядеть) и несколько долларовых купюр с мелочью. Никаких кредитных карт. Мгновение поразмыслив, Малколм отправил наличные в свой карман. Почему нет? Бранту они все равно больше не понадобятся, а наследников у него не осталось.
Прочее Малколм запихал обратно, сунул во внутренний карман Бранта окровавленный нож и со вздохом поднялся. Теперь самое трудное и неприятное. Оттащить труп как можно дальше отсюда и утопить его в ледяной воде как можно дальше от берега. Причем просто волочь его за руки или за ноги не годится — на земле останется характерный след. Значит, придется, вот же черт, взгромоздить его на спину и так донести до асфальта, а там уже дальше можно и волоком… Малколм еще раз посмотрел через озеро, всматриваясь и вслушиваясь в ночь. Нет, никаких полицейских сирен. Он вновь наклонился, натянул куртку мертвеца на его освежеванную голову и туго затянул завязки воротника. Не то чтобы куртка была идеально герметичной, но можно надеется, что, пока он тащит тело, кровь не успеет просочиться наружу.
Малколм ухватил труп под мышками и попытался поднять, но вроде бы худой Брант (превосходивший, впрочем, Малколма ростом) оказался неожиданно тяжелым. После нескольких неудачных попыток поставить его вертикально, дабы потом взвалить на спину, Малколм все же оттащил его волоком к скамейке, благо это было всего в нескольких шагах, и свалил туда. «Извини, Джессика, — пробормотал юноша. — Сегодня, сама видишь, у нас ничего не получится. Когда я разберусь с ним, мне еще надо будет добраться до общаги и привести себя в порядок, пока ночь и меня никто не видит…» Он усадил мертвеца на скамейке (тот все норовил завалиться то вперед, то вбок) и, наконец, из такой позиции, закинув мертвые руки на плечи, как лямки рюкзака, сумел с усилием подняться и, наклонившись вперед, потащил труп на себе в сторону аллеи. «Как же от него воняет», — думал Малколм с отвращением, переставляя ноги и надеясь не запнуться о какой-нибудь корень.
Он благополучно добрался до аллеи и, пройдя еще несколько ярдов в прежнем режиме, все же свалил труп на асфальт, дабы дальше уже волочь его за руки по дорожке. «Не хватало сейчас только Кевина № 2 — любителя кататься на велосипеде по ночам, — мрачно думал он. — Джессика, если ты меня слышишь, не пускай никого сюда! Делай с ними что угодно, но пусть никто не пройдет в парк, пока я не закончу!» Если это все-таки случится, мне придется его убить, подумал Малколм. У меня просто не будет другого выхода. Малколм даже попытался представить, как именно он это сделает. «Я наткнулся на раненого парня, а у меня нет с собой телефона. Вот тащу его к выходу. Вы очень кстати, помогите мне…» Ночной гуляка, конечно, скажет, что тащить больше нет никакой необходимости, потому что у него-то мобильник есть. И полезет за таковым. И пока он отвлечен этим, Малколм выхватит из кармана мертвеца нож… или даже скажет так: «О, какая удача! Посветите сюда, я не могу понять, что у него с лицом» И когда тот парень наклонится и сдернет куртку с головы Бранта, можно не сомневаться, на пару секунд он потеряет дар речи и способность замечать, что творится у него за спиной.
А потом придется топить уже два трупа, да.
Малколм поймал себя на том, что обдумывает это вполне серьезно и хладнокровно, вовсе не испытывая морального ужаса перед такой перспективой. Ну да, он ведь уже убийца. Он убил Кевина, хотя это было непреднамеренно. Убил Бранта, хотя это была самооборона. И если ему придется убить случайного свидетеля… это тоже будет, по сути, самооборона. Да, субъективно тот человек не будет хотеть ничего плохого, но объективно он будет представлять смертельную угрозу. Джессика права — мир несправедлив, в нем часто умирают невиновные, которые просто оказались не в том месте не в то время. Если бы, например, на Малколма бежал человек, больной… скажем, тем же бешенством, разве застрелить его не было бы законной самозащитой? Хотя больной не виноват в том, что он болен. Но его укус представляет смертельную опасность. Или, скажем, решение сбить пассажирский лайнер, захваченный террористами, если они собираются протаранить небоскреб. Это ни разу не делали на практике, но после 9/11 стало ясно, что это верное решение, хотя пассажиры и не виноваты — но если поступить иначе, жертв будет еще больше. Ну или банальная ситуация, когда из двух можно спасти только одного — единственный спасательный круг, единственное место в вертолете и все такое — кого бы ты ни выбрал, по отношению ко второму становишься убийцей. Так что какие претензии к Малколму — и какие у него самого претензии к Джессике? Он, между прочим, спас Рика, хотя мог бы этого и не делать… и, может быть, напрасно все-таки спас. С воскресенья Рик ведет себя именно так, как всегда хотелось Малколму — старается вообще не общаться с соседом, но кто его знает, что он там про себя думает… а может, и тайком предпринимает. Раскопал ведь эту Лайзу… хоть она и уверяет, что зареклась пытаться вновь отомстить Джессике, но она бы наверняка это сделала, если бы только знала — как. Вряд ли она, конечно, что-то извлечет из своих колдовских фолиантов… а впрочем, уверенность Малколма, что все это — чушь, шла из его прошлых представлений о мире. В которых свидания с мертвой девушкой были такой же абсолютно невозможной чушью. Но если последнее оказалось неверным, то, возможно, какие-то из этих средневековых магических фокусов тоже работают… Зря все-таки Джессика позволила Лайзе остаться в живых. Это же азы, которые можно почерпнуть из любого триллера: оставлять врага раненым, но недобитым — очень большая ошибка…
Но никто не появился навстречу, никто не догнал сзади, и Малколм, наконец, решил, что отошел достаточно далеко от скамейки. Усмотрев между деревьями проход к озеру, он свернул направо, прислонил труп спиной к древесному стволу, а затем втащил его выше и снова взвалил себе на плечи. Так он дошел до тропинки, а затем по ней — до того места, где она подходила вплотную к воде. Малколм свалил мертвеца спиной в воду; грязные ботинки Бранта остались на берегу, а куртка надулась пузырем из-за оставшегося внутри воздуха, удерживая верхнюю часть тела и голову на плаву. Малколм знал, что дно здесь пологое, так что ему придется затащить труп в воду достаточно далеко от берега. Между вариантами «лезть в ледяную воду в одежде, что будет несколько теплее, и потом возвращаться мокрым насквозь» и «раздеться и сохранить одежду относительно сухой» (полностью сухой она, конечно, не останется, ибо вытереться ему нечем) он не без содрогания выбрал второе.