— Тяните меня назад! — глухо сказал Нестеров. — Машины уже не спасти. Я останусь. Мне наплевать, слышите?
Бахметьев бросился к нему, схватил его за ноги и изо всей силы толкнул вверх. Нестеров вскрикнул, но с места не сдвинулся.
— Не надо! Тяните назад и спасайтесь сами.
Снова Бахметьев навалился, и снова ничего не вышло. Не так ли в рассказе Алексея Петровича сталкивали мину? Чепуха! Нужно было сосредоточить всю свою волю, всю свою силу и еще раз нажать.
И когда Бахметьев в последний раз напрягся, наверху грохнула гулкая тяжесть, и крышка люка сама отскочила вверх. Мачта с нее свалилась.
Над морем летел редкий туман, и гладкие маслянистые волны были уже почти вровень с палубой миноносца. Впереди клубами валил пар, и сквозь него смутно был виден искалеченный, свалившийся влево полубак с мостиком. Первая труба в осколках шлюпок лежала поперек палубы, а вокруг нее стояли и лежали черные неподвижные люди.
Из облаков пара, поддерживаемый рулевым Борщевым, вышел Алексей Петрович. Его правая рука сигнальным флагом была перевязана на груди, и из нее лила кровь.
— Задумались? — спросил он. — Двигайтесь! Надевайте пояса и собирайте всякое деревянное барахло. Оно пригодится!
Люди задвигались, но нерешительно.
— Ну! — прикрикнул Алексей Петрович. — Веселей! — И подобающим образом вспомнил апостола Павла, Нестеров бросился к нему.
— Что случилось?
— Все решительно, — ответил Алексей Петрович. — Первую кочегарку вдрызг и вторую слегка. Течем по всем швам. Продержимся пять минут… Спасибо, Борщев. Здесь я присяду, а вы позаботьтесь о себе.
— Нет! — И Борщев упрямо тряхнул головой.
— Но что же это было? — спросил Бахметьев. Алексей Петрович пожал плечами:
— Не то лодка, не то просто плавающая мина, черт ее знает. Однако вы не расстраивайтесь. Вода теплая, а тут поблизости болтаются «Стерегущий» со «Страшным». Достаньте, пожалуйста, мою трубку. Из правого кармана… Спасибо, она набита. Только дайте огня.
Он сидел на тумбе стомиллиметровой пушки, точно на кресле в кают-компании, и сосредоточенно раскуривал свою трубку. Его служба окончилась, и он мог позволить себе отдохнуть.
19
Очнулся Бахметьев в своей каюте, но почему-то накрытый чужим одеялом. Корабль трясло на большом ходу, и из кают-компании доносился смутный гул разговоров.
Но сразу снова увидел туман, волны со всех сторон, высоко поднявшуюся в воздух острую корму миноносца и черные головы на воде. Снова почувствовал, что задыхается, что ноги страшной тяжестью тянет вниз, что все тело немеет от холода. Рванулся, чуть не упал с койки и громко застонал.
В каюту вошел Андрюша Хельгесен. Почему Андрюша? Ведь он плавал на «Стерегущем»? Как он мог попасть на «Джигита»?
— Здорово, утопленник, — сказал Хельгесен, но Бахметьев снова потерял сознание.
Совершенно белый Гакенфельт стоял у поручней и улыбался. Он явно был доволен. Он был врагом.
Поясов хватило не на всех. Почему-то остальные нельзя было достать. А на Алексея Петровича пояс надеть никак не удавалось. Мешала его раненая рука.
У него, у Васьки Бахметьева, родился сын. Это было необычайно смешно. Это следовало с треском отпраздновать по прибытии в Гельсингфорс.
Но кругом была совершенно пустая вода, и он чувствовал, что тонет. А он хотел жить. Жить!
— Тихо! — говорил ему Андрюша Хельгесен и из фляжки лил ему в рот коньяк.
Снова плыла вода, тяжелая и холодная. Он уже не мог двигаться. Он цеплялся за решетчатый люк, и рядом с ним на волнах качалась голова минера Плетнева.
— Держитесь, господин Арсен Люпен, там кто-то идет! — И сквозь туман он видел смутный силуэт миноносца.
Окончательно он пришел в себя только ночью. Корабль определенно стоял на якоре, и было совсем тихо. Книжная полка висела ниже, чем ей следовало, и переборка была светло-розовая, а не белая.
Только тогда он понял, что лежит не в своей каюте, а в чужой, и вспомнил, как на руках его поднимали на борт «Стерегущего».
И еще вспомнил: без Плетнева он погиб бы. Плетнев поделился с ним своим решетчатым люком и все время его поддерживал. Где он был теперь?
20
Утром пили чай.
Кают-компания была в точности как на «Джигите», но, конечно, без билибинских рисунков.
Кстати: Нестерова не нашли. В последнюю минуту он спустился вниз за своей незаконченной картиной, и больше никто его не видел. Впрочем, наверное, он вышел наверх, потому что картину его из воды подняли.