Среди последователей Кутба, обсуждавших его идеи в местах заключения, выделилось три крупных направления. Крайние экстремисты считали, что безбожие царит повсюду, за исключением их небольшого ядра истинных правоверных. Они выносили тотальный такфир, распространяя его даже на своих товарищей по заключению. Другие отлучали от ислама правителей — безбожных постольку, поскольку они правили не в соответствии с повелениями, содержавшимися в священных текстах, — но не распространяли его на массу верующих. Наконец, третьи — в основном это были «Братья-мусульмане», отпущенные на свободу или жившие за пределами Египта, признававшие «верховным наставником» организации преемника аль-Банны, Хасана аль-Худайби, — предложили толковать наиболее спорные места в учении Кутба в аллегорическом духе. Разрыв с обществом, с джахилийей, должен был пониматься в духовном, а не в материальном смысле. Ведь «Братья» считали себя проповедниками, а не судьями: следовало наставлять общество, чтобы помочь ему стать более исламским, а не осуждать его за безбожие.
В конце 60-х годов три направления проявляли себя исключительно в дискуссиях, шедших внутри движения, существовавшего преимущественно в подполье: в этих дискуссиях молодежь, мечтавшая рассчитаться с государством и даже наказать всё общество за его пассивное принятие этого «безбожного» режима, спорила с уцелевшими представителями истеблишмента «Братьев». Последний, прочно обосновавшийся в Саудовской Аравии и Иордании[19] и напуганный таким радикализмом, предпочитал политический компромисс — когда он представлялся возможным — столкновению с государством: репрессии 1954 года в Египте оставили травмирующее воспоминание. «Братья» ждали своего часа — катастрофического поражения арабских армий в шестидневной войне с Израилем в июне 1967 года. Оно больно ударит по государствам, исповедовавшим арабский национализм, сделает шатким положение Насера, который подаст тогда в отставку, а потом, в самый драматический момент отменит свое решение. Консенсус по поводу националистических ценностей, доминировавших после завоевания независимости, начнет трещать по швам. Именно в эту культурную брешь вместе с другими идеологиями протеста устремится исламистская мысль, эволюционировавшая под влиянием концепций Кутба. Но в начале 70-х годов ее облик уже не определялся одним только арабским контекстом. Свой оплодотворяющий вклад в нее сделал представитель Индийского субконтинента — Маудуди.
Поскольку Аравия была местом ниспослания исламского Откровения, а арабский язык — языком Корана, мусульманский мир нередко сводят к арабскому миру — пусть даже при этом допускается существование «периферийного» ислама, находящегося в подчиненном положении по отношению к арабскому. Тем не менее в конце XX века арабы не составляли и пятой части миллиардного мусульманского населения планеты, демографические центры которого находились на Индийском субконтиненте и в Юго-Восточной Азии. Такое же упрощение часто допускается и в отношении современного исламизма, который не ограничивается ни арабским миром, ни Ближним Востоком: он глубоко укоренен в Индии и Пакистане. Благодаря Маудуди и менее известным каналам, подобным деобандской школе, давшей жизнь движению «Талибан», тексты на языке урду, широко переводившиеся на арабский и английский языки, оказывали огромное влияние на общую эволюцию международного исламизма в минувшем столетии.
В отличие от Египта, где «Братья» были раздавлены насеровскими репрессиями 1954 года, породившими «паузу» между колониальным периодом и современной эпохой, исламизм на Индийском субконтиненте развивался непрерывно с 30-х годов до наших дней. И в те десятилетия, пока в Каире шли гонения, именно Маудуди (1903–1979)[20] в своих трудах принял эстафету, разрабатывая теории и концепции, которые позволят исламистской идеологии адаптироваться к новым политическим условиям, созданным появлением «нерелигиозных» независимых государств. Он действительно очень рано заложил культурные основы исламского государства, задуманного как антипод «мусульманскому национализму», на базе которого в 1947 году возникнет Пакистан.
19
Начиная с 30-х годов, ассоциация «Братья-мусульмане» вербовала своих сторонников среди студентов из стран Леванта, обучавшихся в высших учебных заведениях Египта, в частности в Аль-Азхаре. По возвращении они создавали местные партийные ячейки, возглавляемые «генеральным контролером» (муракибом). Так было, например, в Сирии, Палестине и Иордании. Сирийский руководитель, Мустафа ас-Сибаи, внес значительный вклад в разработку идеологии «Братства», и в период насеровских репрессий 1954 г. центр тяжести организации временно переместился в Сирию. Такое положение сохранялось до тех пор, когда египетско-сирийское объединение (1958–1961) не поставило сирийских «Братьев» вне закона. Именно в Иордании, где местное отделение организации было создано в 1946 г. и им руководил сначала Абдель Латыф Абу Кура, а с 1953 г. — Мухаммад Абдаррахман Халифа, организации удалось развить легальную деятельность, которая продолжается по сей день. С самого начала она пользовалась благосклонностью правящей хашимитской монархии (короля Абдаллаха, а с 1953 г. — короля Хусейна), видевшей в ней средство укрепления своей религиозной легитимности (перед лицом Саудовской Аравии) и политического веса (для династии аравийского происхождения это давало шанс утвердиться в иорданском обществе). Иорданские «Братья» являлись также опорой режима в борьбе против левых националистов и насеристов, особенно во время попытки последних устроить в 1957 г. государственный переворот. «Братья» сохраняли верность королю, в том числе и в сентябре 1970 г., когда его войска подавляли палестинское восстание в Аммане. Все эти аспекты освещены ниже.
20
Касаясь трудов и политической деятельности Маудуди, автор опирается в основном на две книги С. Насра (см.: Nasr S. V.R. Mawdudi and the Making of Islamic Revivalism, Oxford: Oxford University Press, 1966; Idem. The Vanguard of the Islamic Revolution: Thejama'at Islami of Pakistan. L.: I.B. Tauris, 1994).