Итак, сегодня исламизм уже не может быть определен как однородный политический, религиозный и идеологический феномен. В каждом отдельном случае необходимо четко представлять, что на самом деле стоит за тем или иным лозунгом, насколько данное конкретное действие (например, участие в коалиции вместе со светскими партиями или принятие на себя ответственности за совершение террористического акта) является конъюнктурным, а насколько отражает стратегические изменения в деятельности исламистов.
Как радикальные, так и умеренные исламисты заявляют, что являются сторонниками демократии, причем зачастую избегают при этом говорить об особой «исламской демократии». Они полагают, и это звучит справедливо, что при демократической системе у них будет больше возможностей для расширения влияния в обществе, а равно и для вхождения в административные структуры власти. Вместе с тем, пользуясь благами демократии и не будучи преследуемы своими противниками, исламисты утрачивают ореол жертвенности (шахидизма), который усиливает их авторитет и уважение в глазах мусульман. Таким образом, для исламистов демократия представляет своего рода ловушку, даже двойную ловушку: 1) она ограничивает возможности их эмоционального воздействия на общество; зато 2) создает условия для прихода к власти, после чего, как было сказано выше, они обнаруживают свою несостоятельность в управлении государством и вынуждены отказываться от многих своих установок.
Проблема исламизма присутствует на постсоветском пространстве, в том числе в России. Здесь, как и повсюду, в соответствии с логикой Жиля Кепеля, исламисты потерпели крах, ибо им не удалось добиться создания своего государства или хотя бы подконтрольной им территории, управляемой в соответствии с шариатским законодательством. Сравнительно большего успеха исламисты могли бы ожидать в Ферганской долине, где среди части населения была популярна идея халифата. Но и там говорить всерьез о возникновении исламского государства не приходится.
Заметным успехом исламистов можно считать их участие в правящей коалиции в Таджикистане, где после длительной гражданской войны был достигнут компромисс между Партией исламского освобождения и светской Народно-демократической партией. Любопытно, что именно Таджикистан является наглядным свидетельством «размягчения» исламистов, их отказа от радикальных требований и фактического перехода на позиции модернизаторства. Нынешние вожди и идеологи ПИВТ более не считают себя фундаменталистами и отождествляют себя скорее с реформаторским направлением в исламе.
После известных событий 11 сентября 2001 года и последовавшего затем разгрома талибского Афганистана исламские радикалы Центральной Азии были частично уничтожены, частично подавлены. Развалилось Исламское движение Узбекистана, а его лидер, едва не обретший харизму Джума Намангани, был убит. В подполье ушла наиболее многочисленная и влиятельная в Центральной Азии «Хизб ат-Тахрир аль-Ислямий» (ХТИ, Партия исламского освобождения). Практически прекратили свое существование мелкие группы и кружки.
Тем не менее исламизм в Центральной Азии отнюдь не исчез, но принял другое, более «цивильное» обличье. Кстати, ХТИ никогда не акцентировала в своей деятельности силовой момент, постоянно подчеркивая, что ее задачей является агитация и пропаганда. Кроме того, инструментом ее борьбы является проникновение — медленное и осторожное — в административные структуры и воздействие на местные режимы, прежде всего узбекистанский, изнутри. И надо признать, что на этой стезе ХТИ достаточно преуспела Во всяком случае есть свидетельства, пусть и неофициальные, что ее члены и сочувствующие занимают посты среднего звена, в том числе в силовых ведомствах.
Поддержанию исламистского влияния способствует и стабильно тяжелая экономическая обстановка, которая вновь и вновь пробуждает у местных мусульман интерес к иным, нетривиальным путям выхода из кризиса.
Что касается Российской Федерации, то здесь наиболее заметные позиции сторонники исламизма завоевали на Северном Кавказе. В российской печати эту публику чаще всего именуют «ваххабитами». (Сами себя они определяют как салафиты (т. е. приверженцы исламской традиции, идущей непосредственно от Пророка Мухаммада и его сподвижников) или просто мусульмане.) Собственно говоря, не столь важно, какая дефиниция будет подобрана к исламским радикалам на юге России. Важно то, что в конце 1990-х они претендовали на создание на Северном Кавказе исламского государства — от Черного моря до Каспийского, управляемого в соответствии с шариатом. Но даже во время наивысшей активности исламистов было очевидно, что таковое им не построить, как минимум, по двум причинам. Во-первых, потому что большая часть мусульманского сообщества на Северном Кавказе выступает против исламского государства, а исламисты всегда опирались на пусть и энергичное, способное на самопожертвование, но все же меньшинство. Во-вторых, построить халифат от моря до моря не позволила бы Москва.