Но служанки оказались не единственными гостями в этот вечер. Поздно, уже почти ночью, дверь камеры заскрипела и с тусклой свечой в руках в помещение вошла Веста. Она поставила принесённое тусклое освящение на полку, противоположную той, на которой сидела Джилл. Убедившись, что тара закреплена хорошо и не упадёт, кормилица примостилась тут же.
— Свеча? — удивлённо посмотрела на гостью Джилл. — Веста, вы серьёзно? Нормального фонаря не нашлось?
— Для нашей беседы яркий свет не нужен. Вполне достаточно этого. А значит незачем тратить ресурсы.
Джилл спорить не стала. Доказывать, что обычный светильник никого не разорит, сочла бессмысленным.
— Что это у тебя? — кормилица заметила бутылку.
— Брага, — прямо ответила Джилл. — Кто-то кинул мне её через окно. Да, как видите, не все люди в поместье ненавидят меня. Есть ещё те, кто желал бы видеть госпожу живой после ночи в ледяной камере.
— Ты можешь считать что угодно, но у меня нет цели тебя убивать. Я хочу лишь сделать из тебя хорошую жену.
— Убивать, зачат, не хотите? — хмыкнула Джилл и демонстративно отпила глоток. — Поэтому поместили меня в морозильник. А до этого подстроили ловушка с псевдо любовником.
— Насчёт камеры я погорячилась, — прям примирительно отозвалась Веста. — Кто ж знал, что ты такая хилая? А по поводу твоих обвинений, то тебе уже говорили, что я ни при чем. Учитывая, что твоя вина тоже не подтвердилась, я понятия не имею, что это было.
— А мне говорили, что у мистера Харриса целая цепь агентская и куча проверок всяких для людей, которые работают в замке.
— Верно. И те, кто следят за всеми, подчиняются мне. Однако тот случай остался для меня загадкой. Не делай такой лицо, — Веста заметила презрительную ухмылку Джилл, — можешь не верить, если не хочешь. Мне всё равно. Я пришла сюда поговорить совсем о другом.
— И о чем же? — снова картинный глоток.
— Твой этот тон… Твои фразы… Ты совершенно не понимаешь ни нашу страну, ни нашу планету. Знаешь ли ты, что для матери значит потерять сына?
После этой фразы Веста замолчала. Свет в камере тусклых, но Джилл всё разное заметила слезы, выступившие на глазах кормилицы. Девушка не стала острить или говорить что-либо. Есть вещи, над которыми не шутят.
— Я не стану тебе изливать душу, — продолжила после паузы кормилица, — рассказывать о своей боли. Тебе достаточно знать, что не поступи я так тогда, мой ребёнок всё равно не смог бы нормально жить. На Холли основополагающее значение имеет суверен, который сейчас у власти. Кто правит — тот всё и решает. А знаешь ли ты, что значит плохо жить на Холли? У нас ты этого не увидишь. Но загляни в соседние области — заметишь разницу. В таких условиях жизнь едва ли лучше смерти. И если бы тогда у власти осталась мадам Хелена — мачеха лорда, худо пришлось бы всем жителям области, абсолютно. Никто не смог бы нормально существовать. Мой сын, не пожертвуй я им тогда, всё равно остался бы обречён на жалкое голодное безрадостное существование. Хелена правила так, что люди от голода падали прямо на улицах, родители продавали детей в рабство, лишь бы выжить. В общем, если хочешь полюбоваться на все эти ужасы — поезжай к соседям. И только сохранив жизнь наследника, появлялся шанс на спасение, на улучшение жизни целой области. Возможно, в твоей системе ценностей, где личное счастье дороже народа, нет места подобной жертве. Только вот выбора как такого у меня и не было. Мой ребёнок в любом случае не смог бы нормально жить.
Снова повисла пауза. Веста неподвижно сидела в полумраке, глядя на противоположную стену. Да, подобные воспоминания тяжело ей даются. Это видно.
— Слушайте, Веста, — нарушила молчание захмелевшая Джилл, — насчёт вашего сына я сморозила глупость. Жестокую глупость. Да, не права, признаю. Простите. Но вы-то переодели меня в это ужасное коричневое платье и отправили на унизительные работы ещё до моей той фразы. И зачем вы это сделали? Хотели вывести меня из себя? Поздравляю. У вас получилось.
— Я тебе уже объясняла. Ты чем слушала? — голос Весты снова стал противным и скрипучим. — Ты должна стать хорошей женой. И для этого должна слушаться. По-другому не будет.
— Если и слушаться, то не вас! — резко отрезала Джилл. — Вы мне никто!
— Я — матушка твоего мужа. Ты вошла в нашу семью. И, следовательно, моё слово имеет такой же вес, как и слово лорда.
— А вот и нет! Муж и жена, когда вступают в брак, создают собственную семью! И никто не имеет право туда лезть!
— Говори, что хочешь. — Веста поднялась с полки и взяла свечку. — Твои слова ничего не значат. Пока моего сына нет, вся власть в моих руках. Все люди в замке подчиняются мне. И завтра мы решим, что с тобой делать.