Выбрать главу

Джильда не раз и не два пыталась разъяснить ситуацию, поговорить с людьми. Объяснить им пользу доказательной медицины, развеять суеверия — но куда там! Чем больше она настаивала, что она ни при чем, тем ниже кланялись люди и умоляли её о милости.

Весть о том, что всемогущая Юнико помогает больным, разнеслась по всей долине и люди шли и шли за чудом. Если же чуда не случалось, винили себя, а не рыжую девушку, и старались ещё больше кланяться, ещё больше несли подарков.

Подобное положение вещей устраивало абсолютно всех, кроме Джилл: и народ, и знахарка, и глава Барт теперь довольны и счастливы.

В довершение ко всему, весть о радостном событии прогремела сначала в доме Главы, а потом разнеслась по всему поселку. Тайя, так долго ожидавшая чуда, наконец обнаружила, что беременна. Её счастью не было предела. Она готова была трубить о столь великом событии на всех углах и трубила. Всем рассказала, каждого оповестила. Только вот чудо это Тайя приписывала не мужу, который так усердно над этим старался, а почётной гостье их дома — всемогущей Юнико. Джилл с ума сходила от всего этого безобразия. Мало того, что теперь вера в её сверхспособности приобрела крепость скалы, так ещё и шум в доме не давал ни минуты покоя. Днём Тайя носилась с радостными воплями, всё никак не веря своему счастью. Ночью… Джилл так надеялась, что с вестью о беременности Глава хоть немного остепенится… Куда там! У него же ещё одна жена имелась.

Джильда, страдающая от постоянного недосыпа, в конце концов попросила разрешения ночевать в доме Мелины. Да, хижина небольшая, но здесь по ночам тихо! Знахарка разрешила. Тем более, что помощь ей нередко требовалась и в тёмное время суток: пациенты приходили и после заката.

И вот первая ночь на новом месте. Джилл спала на одной кровати с малышкой Маней: вдвоём теплее и уютнее. Вдруг девушку кто-то стал тормошить за плечо.

— Ты почему здесь? — услышала она грозный шёпот.

Продрав глаза, она увидела нависшего над ней Главу, так бессовестно прервавшего её сон.

— Что? Какого?… — не находила Джилл слов. — Да тише ты! — сделала она знак рукой и от волнения перешла на ты. — Пойдём.

Девушка осторожно, чтобы не разбудить малышку, встала, схватила главу за рукав и потащила его в сени, чтобы никому не мешать.

— Что?! — недовольно скрестила она руки на груди. Прервать такой сладкий сон! Вот же гад!

— Ты почему здесь? — тоже недовольно повторил он вопрос.

— Потому что я здесь работаю. — вот же достал! — Ты же сам мне говорил, что я обязана трудиться. Что не так?

— То, что трудишься — хвалю, — снисходительно одобрил глава. — Но ночью ты обязана быть дома!

Приказной тон? Это что-то новое. Её сон сразу пропал. Глава что, совсем берега попутал?

— Барт, а ты ничего не путаешь? С чегой-то ты требуешь от меня жить у тебя дома? Я пока ещё свободная личность — хожу где хочу. И потом: у вас дома слишком шумно. Я больше не могу там жить. Я элементарно не могу выспаться!

— Шумно? — удивился он. — Ну… Дети, конечно, иногда капризничают по ночам, но это не часто. Что тебе не нравится?

— Барт! — прям крикнула она, но осеклась: её могут услышать. — Какие ещё дети! Ты со своими жёнами в твоей комнате так кувыркаешься, что крыша ходуном ходит! — прошипела она тише.

— Ах вот что тебя смущает! — расплылся он в улыбке, расправил широкие плечи, демонстрируя себя во всей красе — мужчина-то он видный. — Так приходи ко мне в мою спальню. Найдём место и для тебя. — сладко прищурился он.

Он ещё что-то хотел сказать, но тут в сенях появилась знахарка. Её серые волосы ещё сильнее торчали во все стороны, чем обычно.

— Ей нельзя становиться женой главы, — влезла Мелина в разговор, — у неё вся спина в шрамах. Не должно главе иметь её! — важно заявила она, подняв вверх указательный палец.

— Именно! Не должно! — Джилл зажала рот рукой, чтобы не заржать. Отсутствие личных границ у берберов вызывало умиление.

— Я видел её спину! — рявкнул на знахарку Барт. — Оставь нас немедленно!

Увидев гнев владыки, Мелина покорно удалилась.

— Пошли! — Барт хотел схватить Джилл за руку, но она увернулась.

— Так. — она стала серьёзной. Распускать руки — это уже не смешно. — Ну ка легче! Давай-ка остынь. А то, я чувствую, тебя заносит.