Действительно, как только свет из щелей почти перестал попадать — на улице стемнело, автомобиль двинулся в путь.
Ехать не столь долго, сколько неприятно. Джилл, как и остальные пленники, находилась на полу. Машину постоянно трусило, и каждый толчок чувствовался всем телом. Узники сидели молча. Ни ранее, ни сейчас — никто не хотел друг с другом разговаривать.
Их доставили к какому-то мрачному пятиэтажному зданию из тёмного камня. В темноте не получилось осмотреть двор. Людям приказали выйти из фургона. Далее сектанты в тёмно-коричневых балахонах передали пленным следовать за собой. Их завели в здание. Внутри ничем не лучше, чем снаружи. Хмурые серые бесконечные коридоры, разве что света побольше.
Группу пленных привели в холл — чуть более просторный, чем обычные переходы. Здесь людей разделили на мужчин и женщин и развели в разные стороны. Разделение по половому признаку существовало и в этом здании. Что, в принципе, логично. Группа Джилл проследовала на женскую половину. Здесь даже надсмотрщицы — дамы. В качестве карательных инструментов у каждой "леди" в коричневом балахоне по хлысту. Однако применять они их не спешили. Всё происходило довольно мирно. Вновь прибывшим выдали форменную одежду — такие же коричневые платья-балахоны, что и у обычных представительниц Ордена. Только платки раздали светлые — у обычных сектанток тёмные головные уборы. У представителей Ордена принято покрывать волосы.
Потом всю группу новеньких погнали в душевые. После гигиенических процедур всех заставили переодеться в форменные коричневые платья и повязать платки.
Затем их привели в просторную комнату. Хмурый полумрак разбавлялся тусклым светом настенных ламп. Окна были, но на улице темно, и разглядеть, что там и как снаружи не получалось. В помещении уже находились другие женщины в белых и тёмных платках. Все стояли молча. Нужно сказать, в работном доме, а это был именно он, вообще не особо кто разговаривал. Даже смотрительницы часто общались при помощи знаков, а не слов.
Когда группа новеньких вошла в комнату, их попросили рассредоточиться по площади, чтобы каждый стоял удобно, никого не толкая и не пихая. Пленники, естественно, послушались. Как только всех расставили, одна из смотрительницы вышла вперед на небольшое возвышение, взяла в руки книгу, раскрыла её и принялась читать текст монотонным голосом. Джилл без труда узнала в словах молитвы Истине. Только здесь присутствовали самовольные вставки, частенько искажающие смыл. Во истину, ложь, смешанная с правдой в разы хуже, чем просто ложь. Когда к вымыслу примешиваются достоверные данные, пойди разбери, где правда.
Так они простояли довольно долго. Во время чтения никто не двигался, не разговаривал, даже головой вертеть возбранялось. Джилл лишь мельком заметила, как надсмотрщицы самозабвенно закатывали глаза и шептали что-то себе под нос. Вероятно, повторяли текст. Обычные пленники просто стояли, кто-то ровно, кто-то опустив голову, а кто-то и шепча слова как члены Ордена.
После окончания молитв всех выгнали в коридор и куда-то повели. Джилл, к огромной своей радости, заметила в толпе Тайю. Девушка ловко пробралась к ней, вложила сою ладонь в руку берберки и тихонько пожала.
— Всё будет хорошо, — шепнула Джильда, — я тебя вытащу.
Тайя с недоверием покосилась на новенькую и не сразу узнала: внешность-то изменилась. Однако поняв, кто перед ней, попыталась радостно улыбнуться, но тут же осеклась. Высвободила свою руку и, опустив голову, пошла отдельно.
— Сестра, — обратилась к Джилл подошедшая надсмотрщица, — не стоит смущать других.
— Ладно, но что я сделала? — спросила Джилл. — Здесь нельзя общаться? Молитва же закончилась. Я разве что-то нарушила?
— Слишком много слов, — сектантка улыбнулась экзальтированной улыбкой. На удивление её голос звучал мягко, не выражал агрессии. — Сестра, здесь принято созерцание. Мы все учимся и постигаем его. А посему не стоит никого отвлекать. Только молчание и покой. Мне бы хотелось от тебя понимания. Ясно?
— Ясно. — Джилл согласно кивнула и отошла в сторону. Обострять сейчас ситуацию не стоит.
Созерцание! Так вот оно что! Действительно, такая практика есть у некоторых последователей Истины. Человек отстраняется от всего и погружается в созерцание своего внутреннего мира. Только вот эта практика должна быть исключительно добровольной и ни в коем случае не навязанной! Иначе теряется вся суть. Но, похоже, здешних сектантов смысл не очень интересовал. Им нравился сам процесс, а то, что толку от подобного созерцания — ноль, так это мелочи, не стоящие внимания.