Обстановка внутри поражала своей скудостью и простотой. Нет, Джилл знала, что кормилица — сторонник аскетических условий, но чтобы до такой степени… Дом состоял из одной комнаты, стены не отделаны, пустые. Лишь пара окон служили разнообразием в тёмном царстве. Из мебели жёсткая кровать, стол и стул. Один стул! На нём и сидела Веста. У кормилицы в руках рукоделие. Она делала корзины — несколько готовых изделий мирно покоились вдоль стены, а старушка плела им собрата. Прутик за прутиком, ряд за рядом, постепенно и последовательно получалась красота. Корзинки выходили прочными и ладными.
— Пришла меня убить? — Веста не отрывала взгляда от плетения. Голос её звучал ровно, спокойно.
— В этом нет необходимости. — Джилл скинула пальто, оглядывалась вокруг, ища, куда сесть — но так и не нашла. Единственное доступное место — кровать, но этот вариант девушке не понравился и она осталась стоять. — Ты живёшь здесь, подальше от меня — это вполне приемлемо.
Повисла пауза. Веста продолжала своё монотонное занятие, совершенно игнорируя гостью. Она шептала что-то себе под нос одними губами. Пальцы ловко перебирали прутья. Старушка сидела в том же коричневом платье, косынке, надвинутой на лоб. Те же тонкие губы, тусклые черты лица. В её облике абсолютно ничего не поменялось.
— Почему ты молчишь? — спросила наконец Джилл. — Тебе не интересно, зачем я пришла?
— Захочешь — сама расскажешь, — она по-прежнему глядела на свои пальцы. — Ты не собираешься меня убивать — для такой ничтожной моли как я — это вполне приемлемо.
Джилл опешила. Слова смирения… Это Веста шутит или серьёзно?
— Веста, пожалуйста, давай договоримся говорить прямо. Не увиливать. Это сэкономит нам кучу времени.
— Время — оно всегда уходит. Нет смысла за ним гнаться. Оно как речной песок — вот оно есть — а вот соскользнуло сквозь пальцы.
И снова пауза. Лирика кормилицы убивала. Джилл сжала кулаки. Но нет. Спокойно. Цель визита — не драка.
— Здесь всё так скромно, — Джилл ещё раз огляделась, — даже бедно. Почему не попросишь сына нормально всё обустроить?
— Человек потребляет куда больше необходимого, — её голос звучал монотонно и отстранено, — для меня важно лишь счастье моего сына. Остальное — суета, не требующая внимания.
— Счастье сына, говоришь? — Джилл демонстративно сложила руки на груди. — Хорошенькое дело! И именно ради его счастья ты столько раз пыталась сжить меня со свету! Исключительно во имя добра! Он ведь, дурашка, и сам не ведает, что жена — лишь ненужный балласт, от которого чем быстрее избавишься, тем лучше. Счастливее станешь!
— Я никогда не пыталась от тебя избавиться. — тихонько плела она прутья. — Да, ваш брак я не одобряла и не одобряю. Но если мой сын так решил… Я не желала тебе смерти. Никогда! Это противоречит Истине. Другое дело, что такую строптивую как ты, учить и учить. И я нисколько не жалею, что приказала тебя пороть. Для жены хлыст — лучшее лекарство от всех недугов!
— Ну и познания в медицине у тебя! — покачала Джилл головой. — С таким же успехом можно утверждать, что топор — лучше лекарство от головной боли. Хотя… В этом что-то есть. Но Веста, разве ложь не противоречит Истине? Ты корчишь из себя праведницу, и при этом лукавишь. Как самой-то не противно? Натворить столь зла, сколько ты, и прикрываться благородной идеей! Ещё и мужа моего в этом убедить! Что ты невинная овечка! Ага! Волк в овечьей шкуре.
— Твоё негодование понятно. — она тяжело и грустно вздохнула. — И я знаю, ты ненавидишь меня и готова обвинить во всём на свете. И я никакими силами не смогу доказать тебе, что никогда не преступала через заветы Истины по умыслу. Орден… Я участвовала в его создании. Изначально мы, горстка верующих, хотели создать сообщество, сгруппироваться, объединиться. Ведь наш мир так жесток! А Орден — это оазис, где мы могли собираться, говорить о том, что важно для нас. Помогать друг другу найти путь к Истине. Постепенно наш Орден разросся — ведь людей, которые хотят защищать Истину — много. Дальше… На каком этапе я совершила ошибку — не знаю. Где я оступилась? Я привыкла верить и доверять своим братьям и сёстрам. А они так со мной поступили… Сын мне всё рассказал. Я и подумать не могла, представить… Работные дома создавались сначала для бедняков, чтобы они могли получить кров над головой. Затем, когда мой сын наладил жизнь в области, количество нищих сократилось. Теперь каждый трудяга самостоятельно мог добыть себе кусок хлеба. И работные дома пришлось переквалифицировать. В нашей области, к огромному сожалению, много заблудших душ. Они — как больные дети, не в состоянии себе помочь. Зачастую, даже тяжесть своего недуга не осознают. Для них раскрыл свои объятья Орден. При помощи труда и чтения священных текстов мы исправляли этих несчастных, даровали им упокоение, забвение от страстей.