Мне кажется, здесь две причины. Во-первых, я много путешествовал и часто общался с людьми, для которых английский язык не является родным; во-вторых, я долгое время жил в Нью-Йорке. Я живу в квартале Бауэри, по соседству со мной живут доминиканцы и пуэрториканцы — их произношение немного отличается друг от друга, — а также евреи-хасиды, сицилийцы и китайцы. Очень пестрая смесь. Наверное, это повлияло на мои фильмы. Каждый день я слышу вокруг себя разноязычную речь. Это и есть Америка: множество иммигрантов, которые истребили коренное население, чтобы обосноваться в этой стране.
Мне кажется, сейчас режиссеры все чаще снимают фильмы на языках, которыми они не владеют. Например, недавно я узнал, что Кесьлевский почти не знает французского, но фильм «Три цвета: синий» снят на французском. Во время съемок ему приходилось общаться с исполнительницей главной роли, Жюльет Бинош, по-английски. Независимый режиссер Джон Джост недавно снял фильм в Италии, на итальянском языке, хотя сам очень плохо владеет итальянским.
Макс Офюльс, например, всегда поражал меня тем, что снимал фильмы на английском, французском, итальянском и немецком языках. Хотя, возможно, он владел всеми этими языками. Кстати, каждый раз, когда я приезжаю в Японию, я покупаю там кучу видеокассет с фильмами, и там нет никаких субтитров. Это фильмы Одзу, Мидзогути, Судзуки и других режиссеров. Мне нравится смотреть эти картины, не понимая, что говорят актеры, я уже привык к этому. Язык — это код, при помощи которого мы общаемся, но даже внутри этого кода мы часто определяем эмоциональное состояние человека не по его словам, а по тону, по интонации. Актерский язык не сводится к словам, которые говорят персонажи. Можно почувствовать, что ощущают герои, какое у них настроение, даже не зная языка, на котором они говорят. В этом плане моим первым опытом стали съемки «Таинственного поезда», работа с японскими актерами. Я понимаю французскую речь, итальянскую — совсем немного, но я постепенно осваиваю этот язык. По-фински я не понимаю ни слова, но финны — очень открытые люди, они не прячут свои эмоции. Мне кажется, в общении язык вторичен.
Мне сейчас пришло в голову, что некоторые события вашей жизни тоже могли сформировать у вас такое убеждение. Например, год, который вы провели в Париже, посещая Синематеку. Когда я в свое время ходил в Синематеку, Анри Ланглуа считал, что зарубежные фильмы нужно показывать вообще без субтитров. Иногда субтитры все же были, но проку от них было мало. Например, однажды мне довелось посмотреть фильм Бунюэля, дублированный по-немецки и с португальскими субтитрами. Ланглуа любил такие вещи. Большинство фильмов, которые я посмотрел в Синематеке, были на иностранных языках, которых я не знал.
Я тоже смотрел в Синематеке много европейских — и не только — фильмов и понятия не имел о том, что говорили актеры. Но сюжет всегда был понятен без слов. Кроме, конечно, фильмов, целиком построенных на диалогах.
Жаль, что в мире так много фильмов, на которые сразу же наклеивают ярлык «некоммерческих» только потому, что люди будто бы не воспримут фильм, если в нем говорят на языке, которого зрители не знают. Огромное количество коммерческих стратегий основывается именно на этом предубеждении. А вы, когда работали над диалогами для «Таинственного поезда», обращались к помощи переводчиков, чтобы подобрать соответствующие японские идиомы? Вы просто переводили с английского на японский или сначала выучили определенный набор японских фраз и потом пытались выстроить диалог на их основе?
Нет. На репетициях мы с актерами много импровизируем. Актеры играют своих персонажей, но сцены, которые мы разыгрываем, я сочиняю тут же, по ходу, их нет в сценарии. Например, мы играем эпизоды, которые могли предшествовать нашей истории. Японским актерам я предлагал, например, такие ситуации: «Представьте себе, что герои собираются в кино. Дзюн хочет посмотреть фильм, в котором играет Стив Маккуин, а его подружка хочет сходить на фильм с Элизабет Тейлор». В итоге у меня есть два имени, которые я могу вычленить в потоке японской речи, чтобы иметь возможность следить за развитием сцены. Я даю им написанный диалог, переводчик объясняет, в чем состоит основной смысл этой сцены, а потом я просто наблюдаю за их импровизацией. Когда я закончил писать сценарий, мы отрепетировали его и подробно обсудили с актерами и переводчиком, как правильнее отразить в языке ту или иную деталь. Мы вместе принимали решения, какую фразу убрать, какую заменить. Хотя я не знаю японского, переводчик и актеры объясняли мне, чем отличаются по смыслу те или иные слова, а потом мы вместе обсуждали, какое из них больше подходит. Так что особых проблем не было.