Мистер Томас вовсе не собирался затевать Великое и Последнее противостояние Томаса, бесстрашного козла. Но похоже, все к тому шло – хотя пока он благополучно забился в угол в самом дальнем конце горящего коридора, по возможности дальше от «театра боевых действий». Глаза слезились от дыма. Отступать было некуда. Мысленно он уже приготовился к неизбежной реинкарнации. Он убеждал себя, что, наверное, как козёл, он себя исчерпал; пришло время что-то менять. Насколько он мог судить, его единственная надежда остаться в этой реальности – держаться подальше от Эйми, чтобы мятежницы не подумали, будто он с ней. Надо изобразить из себя невинную жертву – или даже беспомощного заложника. Может быть, у него даже получится занять пост Агнца Божьего при новом режиме, чтобы целыми днями лежать на травке, пить пиво и жевать глянцевые журналы, которые будут ему подносить бритоголовые дамочки в красных плащах. Но не стоит загадывать так далеко. Агнец Божий – это одно, а вот «Божий Козёл» совсем не звучит.
Взорвалась очередная граната, вызвав смятение в рядах защитников. Из-за пыли и дыма мистер Томас не видел, что там происходит, в дальнем конце коридора, – но вот дым немного рассеялся, и над кучей обломков поднялся белый флаг. То есть даже не флаг, а какая-то грязная тряпка. Всё было предельно ясно. Эйми Макферсон сдаётся. Выбрасывает полотенце, если выразиться на боксёрском жаргоне. Это был не призыв к перемирию. Это была полная, безоговорочная капитуляция. И теперь мистера Томаса волновал только один вопрос: распинают ли козлов на кресте.
– Похоже, пока что у нас боевая ничья.
Монахиня с автоматом разом подрастеряла весь свой воинственный задор, когда увидела Дока, целившегося в неё из Пистолета, Который Принадлежал Элвису. Легендарный пистолет появился в его руке, словно по волшебству. Монашка в алом плаще растерянно замерла, а Док рассмеялся:
– Я бы не стал так расстраиваться, голубушка. Понимаю, обидно. Но я – пьяный ли, трезвый – всяко лучше тебя обращаюсь с оружием. И в этом нет никакого позора – отступить перед Доком Холлидеем. – Он прищурился и внимательно посмотрел на молодую женщину. – Кажется, я тебя знаю.
Монашка смутилась:
– Да, Док. Ты меня знаешь. Ты бы, наверное, узнал меня сразу, если б не эта причёска.
Док нахмурился: – Ты…
– Я Аура-Ли. Я раньше работала…
Док улыбнулся. Продолжения ему не требовалось.
– Ну конечно.
– Пока я не отринула грехи плоти…
– Какие ещё грехи плоти? Прямо викторианство какое-то. Насколько я помню, тебе очень нравилась твоя работа.
– Она мне нравилась, потому что тогда я не знала ничего лучше. Бернадетта нам говорит…
– Какая, к чертям, Бернадетта?
– Бернадетта, Молот Господень.
Док, кажется, начал терять терпение.
– Какой ещё Молот Господень? Это что, должность такая? Или профессия?
– Ты её знал как Трикси.
– Трикси? Так это Трикси все замутила? И эта стервоза теперь называет себя »Бернадетта, Молот Господень»? От неё и в борделе все просто на стенку лезли, но я как-то не думал, что она до такого дойдёт. Похоже, девочка и сама помешалась на религиозной почве, и вас всех заразила.
Аура-Ли явно очень расстроилась.
– Ты мне всегда очень нравился. Док. Ты ко мне хорошо относился, ну и вообще… только ты выбирай выражения, когда говоришь про Бернадетту. Уже очень скоро решится твоя судьба, и решать её будет она, Бернадетта.
Док опасно прищурился:
– Многие думали, что они могут решать судьбу Дока Холлидея. И где же они теперь?
– Пожалуйста, будь осторожен. Скоро она будет здесь.
Какой-то мелкий херувим, ростом разве что чуть повыше мистера Томаса, в красных детских подгузниках и с крошечными пушистыми крылышками за спиной, вскарабкался на кучу обломков. Смотрелось это забавно, и мистер Томас непременно бы рассмеялся, если бы херувим не держал в пухлой ручке огромный «магнум» 44-го калибра. Причём, судя по всему, ангелочек прекрасно знал, как с этим «магнумом» обращаться. Увидев мистера Томаса, херувимчик остановился и навёл на него пистолет:
– Ну что, мой козлик, попался? Руки вверх.
Мистер Томас вообще не любил, когда в него целятся из пистолета, и особенно – когда в него целятся из пистолета упитанные херувимчики-карапузы с тонкими детскими голосочками, возомнившие себя Клинтом Иствудом. Он даже не сразу нашёлся, что сказать, а когда наконец заговорил, голос был хриплым и сдавленным, отчасти – из-за дыма, отчасти – из-за мрачных предчувствий.
– Я не могу поднять руки вверх. У меня только ноги, с копытами.
– Тогда поднимай ноги. С копытами.
– Не могу. Если я подниму ноги, я упаду. Ты что, совсем идиот? Я же козёл. Четвероногое животное.
Херувим ткнул своим «магнумом» чуть ли не в морду мистеру Томасу:
– Не смей меня так называть.
Мистер Томас подумал, что здесь только один идиот – он сам. Оскорблять человека, держащего в руках самый мощный из всех пистолетов, пусть даже этот человек не выше трёх футов ростом, – на такое способен только полный придурок.
– Прошу прошения, малыш. Понимаешь, я весь на нервах.
Херувим сразу перешёл к делу:
– Четвероногий ты там или нет, но ты – мой пленник.
– Вот в этом-то и проблема. Я тут вообще ни при чём. Я имею в виду эти ваши разборки. Я ни в чём не участвую, так… наблюдаю со стороны. Я здесь случайно.
– Это ты Бернадетте расскажешь. А мне, знаешь ли, по барабану, случайно ты здесь или нет. Сейчас ты – мой пленник.
Херувим обернулся. По коридору в их сторону шла Бернадетта в сопровождении своих красных монашек. Херувим сделал ей знак:
– Вот тут ещё один, Мощный Молот.
Когда Бернадетта вошла в мавританский зал вместе со своим вооружённым отрядом и пленниками – среди которых был и козёл, возмущавшийся громче всех, – Док и Аура-Ли так и стояли, целясь друг в друга. Док понимал, что появление Бернадетты с её отрядом сразу же изменило соотношение сил, причём отнюдь не в его пользу. Но он никогда бы этого не признал – как говорится, ни словом, ни делом. Сейчас на него было нацелено не меньше двух дюжин стволов, но он был твёрдо намерен стоять до конца. Поскольку у Джима и Сэмпл никакого оружия не было, им пришлось полностью положиться на Дока. Сэмпл не строила никаких иллюзий: Бернадетта не даст ей пощады.
Как и следовало ожидать, Док повёл свою игру, словно ему было плевать, что с ним будет. Он радостно поприветствовал Берналетту:
– Трикси, привет. Как дела? Аура-Ли мне сказала, что ты теперь называешь себя Молотом Господним. Думаешь, Господу Богу нужен какой-то там молоток?
Бернадетта покраснела как рак и приготовилась выдать гневную отповедь, но Док не дал ей и рта раскрыть:
– А это кто там у нас? Неужели Донна? Прямо и не узнать – лысая, с автоматом, куда деваться. А это кто прячет мордашки? Ага. Лайза, Матильда, Шарлотта, Линда. Все мои шлюхи, что неожиданно ударились в благочестие. Ни дать ни взять – встреча старых друзей.
Бернадетта всё-таки взяла себя в руки:
– Какого дьявола ты тут делаешь, Джон Холлидей?
– Вот так, стало быть? Джон Холлидей? Уже больше не Док? И это после всего, что у нас с тобой было… Ещё скажи, что мы в своё время плохо развлекались вдвоём.
Теперь Бернадетта покраснела уже до самой выбритой макушки. Остальные монашки напряжённо уставились на неё, не зная, что делать. Но устоять перед напористым обаянием Дока Холлидея было практически невозможно – даже при поддержке вооружённого отряда.