– Ладно, ребята, спасибо большое, но мне пора выходить.
Он огляделся в поисках первого пришельца, который Богарт, но того нигде не было. Кто-то из мелкоты взял его за руку, но Джим резко её выдернул.
– В общем, так, дорогие мои. Меня зовут Джеймс Дуглас Моррисон, и вот что я вам скажу: поигрались – и хватит. На этот ваш стол я не лягу. Ни разу. Я, видите ли, не люблю медицину вообще и врачей в частности, кроме тех, кто выписывает рецепты на наркоту. Честное слово, ребята. Мистер Как-его-там восходит[23].
Мелкие пришельцы попятились. Выходит, с ними надо пожестче. Стоило рявкнуть – и они сразу же стушевались, что, собственно, Джиму и требовалось. Но тут он заметил одного из пришельцев повыше, и этот пришелец никуда не пятился и пятиться явно не собирался. Наоборот. Он пошёл прямо на Джима, целясь в него из какой-то штуковины, подозрительно похожей на оружие. Когда пришелец заговорил, Джим понял, что это был Богарт.
– На самом деле мне очень не хочется этого делать, друг мой, но ты сам напросился. Раз по-хорошему не хочешь, придётся применить силу.
Вскоре после того, как Сэмпл отделилась от Эйми, у неё развилась подсознательная и где-то даже маниакальная привычка подражать во всём героиням старых фильмов Джоан Коллинз. Очевидно, причиной тому было желание Сэмпл противопоставить себя бесхарактерной блондинистой непорочности Эйми. Всё началось ещё до разделения, когда Сэмпл трудилась над разработкой своего нового физического облика. Она тщательно изучила все фильмы Коллинз, начав с «Династии» и продвигаясь назад, к самым первым её ролям в низкобюджетных британских фильмах о трудных подростках типа «Только хорошие парни умирают молодыми». А сразу после разделения, когда Сэмпл в первый раз оказалась сама по себе и поэтому растерялась и даже слегка испугалась, она вдруг поймала себя на том, что фильмы Коллинз помогают ей преодолевать страх и неуверенность. Она строила свою новую жизнь, ориентируясь исключительно на героинь Коллинз, как будто актриса была ей «приёмной» сестрой или невидимой подругой, всегда готовой помочь добрым советом. Разумеется, Сэмпл, как человеку самостоятельному и строптивому, такой расклад очень не нравился; в конце концов, она всё же избавилась от этой дурацкой привычки – ценой немалых усилий, кстати, – и никогда никому не признавалась в своей маленькой слабости. Но теперь, когда Сэмпл привели в Тронный Зал Анубиса, былое стремление искать совета у Джоан Коллинз вновь заявило о себе со страшной силой; должно быть, вследствие затяжного стресса, появившегося в связи с её пребыванием в Некрополисе. Но как бы там ни было, едва Сэмпл вошла в Тронный Зал, она, сама того не желая, прониклась мыслью, что попала на съёмки «Земли фараонов».
Если Некрополис производил впечатление города обветшалого, замызганного и запушенного, то дворец Анубиса поражал царственным до нелепого великолепием. В цветовом оформлении Тронного Зала преобладали золото и бирюза, а размер помещения поражал своими эпическими пропорциями. Насколько Сэмпл поняла, Тронный Зал использовался Анубисом для приёма гостей и просителей из его же подданных, и понятно, что в присутствии царя и бога всякий, кто не царь и не бог, должен чувствовать себя подавленным и сокрушённым величием своего господина, но этот зал был размером с две баскетбольных площадки, его разделяли два ряда массивных колонн, а высота потолка достигала как минимум сорока футов. Стены были украшены фресками с изображением богов и демонов, причём сюжеты всех фресок однозначно подчёркивали главенствующее положение Анубиса в местном пантеоне: он, разумеется, был самый умный, самый красивый и самый сексуальный.
Непосредственно перед входом в Тронный Зал с Сэмпл провели небольшой инструктаж. Ей сказали, что в зал она пойдёт через золочёные двойные двери, прямо напротив трона. Как вновь прибывшей, ей надо будет спуститься по широкой лестнице, что начинается прямо от двери и ведёт вниз, непосредственно к трону – то есть до трона ещё остаётся ярдов пятьдесят, не меньше. Её строго-настрого предупредили, что начинать спускаться можно только тогда, когда Анубис так или иначе даст ей понять, что подзывает к себе. Может быть, все это и произвело бы на Сэмпл глубокое впечатление и даже внушило бы ей благоговейный страх, но она давно убедила себя в собственной исключительности, так что любые потуги на проявление чужой исключительности на неё не действовали.
Подготовка к встрече с Анубисом была ещё более тщательной и усердной, чем в студии Толстого Ари. Конечно, приятно, когда столько народу занимается твоим внешним видом – скачут вокруг тебя, только что не облизывают, – но не дважды же в день! Впрочем, «конечный продукт» получился и вправду роскошным. Глядя на себя в зеркало. Сэмпл подумала, что ради такого можно было и пострадать. Она примерно представляла, что уготовил ей этот маньяк с головой шакала, но какие бы мерзости он для неё ни припас, по крайней мере оные мерзости будут твориться в роскоши. Сэмпл рассудила, что, похоже, ей всё-таки повезло. Может быть, здесь, на своём участке загробного мира, Анубис и представляется богом, сокрушающим всех и вся своей мощью, как взбесившийся паровой каток, но Сэмпл уже поняла, что в глубине души это был робкий, закомплексованный и не уверенный в себе человек, который таким вот образом пытался поднять самооценку и отплатить за все унижения и обиды досмертной жизни. В общем, типичный мужик из породы затюканных неудачников. А уж как управлять мужиками, Сэмпл знала прекрасно. Дайте время, и этот Анубис сделает всё, что она ему скажет.
Первым делом с Сэмпл смыли всю студийную краску-замазку и стёрли с лица макияж. Очевидно, что было нормально для телешоу Толстого Ари, никак не годилось для дворцовых покоев самого бога-правителя. Сказать, что здешние визажисты были искуснее, чем гримёры на студии Толстого Ари, – это вообще ничего не сказать. Всё равно что сравнить бельгийских кружевниц с нью-йоркскими портнихами. Прислужницы во дворце Анубиса работали в благоговейном молчании, словно ткали гобелен из Байё [24] или трудились над миниатюрами в священных книгах. Если бы Сэмпл могла выбирать, она предпочла бы фривольную и язвительную болтовню студийной гримёрной, но её мнения никто не спрашивал, так что ей приходилось мириться с этой суровой тишиной. Впрочем, она не могла бы пожаловаться на результаты работы дворцовых прислужниц. Если на студии Толстого Ари её превратили в распутницу, доступную любому, кто платит деньги, то здесь, во дворце Анубиса, из неё творили настоящий шедевр – образчик изысканности и вкуса.
Когда визажистки закончили, их сменили костюмерши – или как это называется во дворцах? В общем, ответственные за наряды и украшения. Костюм, в который они обрядили Сэмпл, был достаточно скромным: та же стандартная юбка с запахом, хотя ткань была качеством явно повыше, чем всё, что Сэмпл видела прежде, и «летящая» накидка с огромными подкладными плечами и узором из причудливо переплетённых соколиных крыльев, расшитых красным, зелёным и золотистым шёлком с металлическим отливом. Надо сказать, что и качество ткани, и безупречный крой произвели впечатление на Сэмпл. При каждом движении вышивка на накидке поблёскивала и будто струилась, словно горячая кожа волшебной змеи из текучего расплавленного металла.
Непосредственно перед тем как идти к Анубису, Сэмпл разъяснили, что надо делать, когда ты в первый раз предстаёшь перед сиятельным господином. Причём инструктаж проводила сама Зиппора, старшая наложница Анубиса, – женщина в самом соку, вылитая Катрин Денёв в пору зрелости, – управлявшая сералем божественного владыки железной рукой Маргарет Тэтчер загробного мира. Её короткая лекция представляла собой очень формальную и где-то даже теологическую речь – как, собственно, и должно быть, когда приходится иметь дело с богом. Однако в конце, когда Зиппора ещё раз подчеркнула, что никогда, ни при каких обстоятельствах Сэмпл не должна возражать или перечить господину, Сэмпл сделала мысленную отметку: как только она прояснит все вопросы относительно своего положения и вероятности выйти из этого приключения живой и здоровой – если слово «живой» тут уместно, – уж она найдёт способ, указать этому придурочному божку, чего он стоит на самом деле.
23
Мистер Некто восходит – Mister Mojo rising – знаменитый рефрен из песни Тhе Dооrs «L.А. Women» с одноимённого альбома. Моррисон ввёл этот рефрен как бы в противовес своему обыкновенно мрачному настроению. Слово «mojo» в англоязычном сленге употребляется как для замены забытых слов или имён (вроде нашего «как бишь его»), так и в качестве эвфемизма для обозначения самых разных понятий, часто связанных с сексом или наркотиками, хотя значение его может быть ещё шире в зависимости от контекста. Как обнаружил Джон Себастьян, эти слова являются анаграммой имени «Jim Моrissоn» – то есть этим рефреном Джим давал понять, что он сам продолжал восходить все выше.
24
Знаменитый гобелен ручной работы в музее Вильгельма Завоевателя в городе Байё, на северо-западе Франции. На гобелене выткано пятьдесят восемь сцен, изображающих историю завоевания Англии норманнами, а именно битву при Гастингсе в 1066 г. (общая длина изображения 70 м).