– Время до пуска: тридцать минут. Отсчёт пошёл.
Сэмпл решила, что ей пора возвращаться на своё место в царской смотровой ложе. Незачем лишний раз злить Зиппору. Лучше прийти пораньше, чем опоздать. Хотя, если честно, ей хотелось остаться и поболтать с Толстым Ари. Она вдруг поняла, что, несмотря на его неумение вести себя за столом, этот толстяк начинает ей нравиться. Может быть, он и мерзавец – самодовольный и властолюбивый, – который думает только о собственной прибыли, но он честный мерзавец. Он хотя бы не делает вид, что он весь из себя белый и пушистый. В нём нет ничего от манерной претенциозности, которой, похоже, заражены почти все в Некрополисе. Откусив очередной кусок от свиной ноги, Толстый Ари взглянул на Сэмпл:
– На самом деле я тут подумал, что ты у меня в долгу.
Сэмпл упёрла руку в бедро и вопросительно приподняла бровь:
– Вот как? И как ты пришёл к этому заключению?
– Если б не я, ты бы так и гнила в городской тюрьме.
– Можно и так посмотреть. Но у меня своё мнение на этот счёт.
– То есть, если я попрошу замолвить за меня словечко перед нашим песьеголовым другом, ты просто пошлёшь меня куда подальше?
– Смотря, что за словечко и какой у меня будет настрой в тот момент.
Толстый Ари посмотрел на Сэмпл, как будто она очень сильно его разочаровала.
– А ты не забыла, откуда ты появилась?
Сэмпл уже собиралась сказать Ари, что он бы и не поверил, если бы она ему рассказала, откуда появилась, но вдруг заметила, что на поджаристой, даже слегка обгоревшей корочке свиной ноги, которую Толстый Ари уплетал с таким аппетитом, была еле заметная, но всё-таки явная татуировка: красное сердце и три иероглифа.
– Что ты ешь?! – чуть ли не заорала она.
Толстый Ари посмотрел на неё как на законченную идиотку:
– Жареный мальчик подросткового возраста. Великолепно. Собственно, ради этого можно смириться с его грандиозными вечеринками, нашего песьеголового друга, я имею в виду. В меню всегда есть человечина.
Сэмпл вдруг вспомнилось непонятное замаринованное мясо, которое так ей понравилось. Почему она не послушала Эйми – тогда, на Голгофе?! «А ещё я слышала, что он поощряет каннибализм».
– Наверное, здесь я тебя и оставлю.
Джим удивлённо взглянул на зверька:
– Ты чего?! Я думал, мы теперь друзья. Будем вместе ходить.
Последние полмили до зловещего дома на болотах были самыми тяжкими из всего перехода по этому парку юрского периода. Джим останавливался передохнуть аж четыре раза, и на четвёртый раз безымянный зверёк сделал своё неожиданное заявление. Первое, что пришло в голову Джиму, – он как-то обидел зверюшку.
– А какие проблемы? Может, я что-то сделал не так?
Зверёк покачал головой. Его взгляд сделался грустным.
– Проблем никаких. Ты всё сделал так. Но я кое-что чую, и мне этот запах не нравится.
Джим встревожено огляделся:
– Запах? Какой ещё запах?
– ВК.
– ВК?
– Вьетконговцы.
Джим не верил своим ушам:
– Ты чуешь запах вьетконговцев в болоте юрского периода?
– Да тут их полно. Похоже, им здесь нравится.
– Да иди ты.
– Нет, правда. Я думаю, они либо разбили лагерь где-нибудь неподалёку, либо их наняли охранять дом.
Джим даже не сразу нашёлся что сказать.
– А с чего бы вьетконговцев вдруг прибило жить в болотах юрского периода?
Зверёк взмахнул лапой – эквивалент пожимания плечами для существа, у которого нет ярко выраженных плеч.
– Ты уже должен был уразуметь, что здесь, в посмертии, все живут, как хотят. Здесь не существует правил. Возьми хоть меня для примера.
Джим на пару секунд задумался:
– Если здесь где-то вьетконговцы, может, мне тоже стоит убраться подальше отсюда.
– Да вряд ли они тебя побеспокоят. Они вообще-то мирные.
– А американцы здесь тоже есть?
Зверёк кивнул:
– Я сам их не видел, но они тут изгадили всё, что можно. Где бы они ни разбили лагерь, всегда столько мусора остаётся: пустые сигаретные пачки, бутылки из-под коки, пивные банки, использованные иглы. Хотя это могут быть и декорации. Для вьетконговцев. Или здесь есть ещё кто-то третий.
Джим уже окончательно обалдел;
– Да кто в здравом уме станет разыгрывать войну во Вьетнаме среди динозавров?
Зверёк скривил губы:
– Как будто тут кто-то в здравом уме!
Джим вздохнул:
– Да, наверное, ты прав. Но ты-то чего так напрягся из-за этих вьетконговцев?
– Боюсь, что меня съедят. Ходят слухи, что они почитают наш вид особым деликатесом.
Уже потом, когда Сэмпл вспоминала тот день, она готова была признать: её реакция на открытие каннибализма в Некрополисе была несколько чрезмерной; но конкретно в тот день отвращение, ярость и возмущение возобладали над здравым смыслом. Впрочем, Толстый Ари, полностью поглощённый своим отвратительным деликатесом, даже и не заметил, что на лице Сэмпл отразился неприкрытый ужас. Он продолжал говорить с набитым ртом:
– Очень рекомендую попробовать маринованных младенцев в арахисовом соусе. Их внутри подают.
Сэмпл стало уже совсем плохо. Младенцев?! Жёлчь подступила к горлу, но Сэмпл удалось её сглотнуть. Она отшатнулась от Толстого Ари. Тот посмотрел на неё и моргнул:
– Ты чего?
Сэмпл очень хотелось ответить. Но она не смогла – побоялась, что если откроет рот, сразу вырвет. Зажав рот ладонью, она бросилась, не разбирая дороги, куда-то в сторону. Глаза слезились, ей с прудом удавалось сдерживать тошноту. Представители некропольской элиты с любопытством поглядывали вслед Сэмпл, когда она проносилась мимо, но никто ничего не сказал и не попытался её удержать – просто смотрели и возвращались к своим делам, наверное, думали, что она перевозбудилась в связи с предстоящим событием. И только когда Сэмпл приблизилась к выходу с территории царского павильона, стражник-нубиец преградил ей дорогу. Стражи стояли у всех входов-выходов, дабы не допустить грязный плебс к самому богу-царю и его приближённым.
– Вам нельзя выходить, госпожа.
При других обстоятельствах Сэмпл, наверное, испугалась бы нубийца – этакую гориллу семи футов ростом и с выступающей рельефной мускулатурой, судя по виду, твёрдой как камень. Но теперь она была в ярости. Вернее, так: в ужасе и ярости, – и ещё неизвестно, чего было больше. Когда она заговорила, её голос срывался на истерический крик:
– Я Сэмпл Макферсон и буду делать, что я хочу. А сейчас я хочу уйти! Подальше от этих блядских каннибалов!
Нубиец, кажется, растерялся, но не нашёл ничего лучше, чем повторить свою первую фразу:
– Вам нельзя выходить, госпожа.
– Я наложница господина Анубиса. Я, блядь, его фаворитка. Ты собираешься помешать мне выйти?
Не убирая копья, преграждавшего Сэмпл дорогу, стражник покачал головой:
– Я не могу помешать вам выйти. Но если вы попытаетесь войти обратно, я буду вынужден вас не пустить. Допуск на царскую территорию осуществляется строго по штрих-коду. Если ваш код есть в списке, вас пропустят. А у вас, как очевидно…
Он указал взглядом на лоб Сэмпл. Снова этот проклятый штрих-код. Эта хрень будет преследовать её здесь, пока она окончательно не уберётся из Некрополиса. Впрочем, может, оно и к лучшему. Сэмпл приняла решение. Она прикрикнула на нубийца:
– Убери своё копьё и пропусти меня.
Тот, должно быть, почувствовал, что она уже на пределе, потому что тут же убрал копьё.
– Со своей стороны могу только ещё раз предупредить: вас не пустят обратно.
Сэмпл изо всех сил старалась не сорваться.
– Да всё нормально. Я и не собираюсь обратно. – Она оглянулась на царский павильон. – Я скорее соглашусь, чтобы мне сожгло сетчатку, чем вернусь в это место.
Лицо у нубийца напряглось, и он вытянулся по стойке «смирно». Сэмпл решила, что он просто не знает, как обходиться с женщиной из гарема в состоянии нервного срыва, и не придумал ничего лучше, кроме как изобразить из себя тупого робота.