Эти песни с его альбома были самые душевные и прекрасные кусочки музыки, которые когда–либо приводилось мне слышать. Hey Joe, Purple Haze и Foxey Lady постоянно передавали по радио, но меня затягивали более автобиографические песни, вот например, Manic Depression, описывающая постоянные его разочарования в погоне за своей мечтой. Для меня ясно как день, что он стихами рассказывает, как будучи малышом пытался дотронуться до музыки, ища её в отцовском радио. The Wind Cries Mary была бы ещё ближе мне, если бы звучала как The Wind Cries Lucille, в ней, уверен, Джими выразил те чувства, что запрятаны были им глубоко внутри давным–давно об отце и нашей маме, чувства, которые он никогда не решался высказать, когда мы росли. Третий камень от солнца это не просто фантастика, это рассказ о том, как мы, лёжа на лужайке за домом, всматривались в ночное звёздное небо. Брат продолжил свои исследования, как делал он это всю свою жизнь. В Are You Experienced? брат пошёл ещё дальше и спрашивает своих слушателей, как далеко они зашли в своих опытах, раздвигают ли они границы восприятия и собственного подсознания. Слушая альбом, вел я с ним откровенный диалог, какой никогда мы не могли себе позволить в детстве.
Каждый по–своему понимает стихи Джими. Почти все, с самого начала были уверены, что Purple Haze это про траву или LSD, я же не вижу там ничего такого. Но могу и согласиться, да, о наркомании, но наркомании религиозной. Это разговор Джими с Богом, его отношение к религии. "Поцелую небо" — слова молитвы, обращённые к духовной сфере нашей планеты. Мать Мария эта та девушка, которая приворожила его и указывала ему путь сражения. Стихи Джими удивительны и прекрасны, удивительны и прекрасны тем, что они многозначны, вы можете наделить их при желании своим собственным смыслом.
Мы с отцом стали постоянно посещать музыкальные магазины и узнавать новости о брате на их прилавках. Из–за брата фамилия наша, Хендриксы, стала настолько популярна в Сиэтле, что у отца прибавилось работы в его ландшафтном бизнесе. Всем хотелось, чтобы Хендриксы поработали именно у них. Мы уже не расчищали гаражи или чердаки от старого хлама. Мы стали заниматься исключительно лужайками перед домами и ландшафтным дизайном. Все состоятельные еврейские семьи стремились пригласить Хендриксов в свой дом. Отца засыпали заказами, он даже завёл журнал, в который стал записывать их очерёдность. Многие из заказов приходилось передавать коллегам.
Новая волна славы захлестнула меня на улице, где я и так был уже местной знаменитостью. Большие центровые шишки не только были заинтересованы потусоваться со мной, но они хотели даже завязать со мной общий бизнес. Каждый стремился перекинуться со мной словечком или увидеться, если я собирался написать брату, особенно это касалось его старых школьных приятелей, с которыми он играл в школьном ансамбле, они мечтали собраться вместе и поджемовать с ним.
— Когда он вернётся? — спрашивали они меня, каждый раз.
— Не знаю, дружище, — отвечал я им. И это было правдой. Всё происходящее с братом казалось таким далёким, что я не мог даже предположить о его намерениях.
Я зарабатывал кое–какие деньги нашим ландшафтоведением, но это был мизер по сравнению с тем, что я имел на улице. Кроме того, стрижка травы и кустов под палящим летним солнцем, казалась мне слишком однообразном занятием.
Вспоминая те времена, могу сказать, что Сиэтл второй половины 60–х был совершенно девственной территорией. Я тёрся по игорным клубам, не отставая от естественного развития событий. Моя торговля травой и спидами процветала. Я близко сошёлся с таким профессионалами улицы, как Росс, Чарли и Джонни, прибывшими с окраин штата, и ещё с одним, японцем, по имени Дэн. Все они были отличными ловкачами. Стоит добавить, что Дэн уже считался миллионером, ведь у него была ананасовая плантация на Гавайях. Сперва мне было не понять, почему он всё время нуждался в деньгах. Только после того как я ближе узнал его, я понял, что этот парень просто попал под влияние своей страсти. Жизнь гангстера захватила его полностью. Сам же я вышел на улицу только ради денег.
Вначале парни брали меня с собой на дело просто так, чтобы я привык, осмотрелся. Их любимым занятием были мелкие рестораны и грабили они их в ночь с воскресенья на понедельник, когда собиралась выручка от всего уикенда. Защиты особой в них не было и взлом проходил обычно по простейшей схеме. Каких–то специальных инструментов для этого не требовалось, они орудовали простым ломом, которого ласково звали мгновенкой. Когда я спросил Дэна, почему они не берут с собой никаких инструментов, он, взглянув на меня, рассмеялся и сказал, что им кроме лома ничего не требуется.
Я не поверил, пока сам не увидел это удивительное изобретение человечества в действии. Углы наиболее популярных моделей небольших сейфов были сварены наподобие дверных петель. И если ударить точно в это место, то металлическая накладка отходила. Затем просунув лом в щель, можно было отделить 4–миллиметровую железку от дверцы, как если бы мы чистили большой металлический апельсин. Мы так и называли эту операцию — очисткой апельсина. Оставалось сбить цемент вокруг замкового механизма и повернуть шестерни рукой, чтобы открыть дверку сейфа. Если мы не могли вскрыть сейф на месте, то трое или четверо из нас просто грузили его в багажник автомобиля Дэна и уже дома, в гараже, спокойно его вскрывали.
Мы избегали более громоздких сейфов, такой способ не подходил для них, так как после удара смещался замок и открыть его уже не представлялось возможности. Однажды мы пропотели над одним из таких около пяти или шести часов и только под утро открыли его. Он оказался совершенно пуст. После этого случая мы решили не тратить время зря. Лучше вскрыть три–четыре маленьких сейфов, каких–нибудь семейных ресторанов, чем возиться с одним конторским сейфом.
Наше самое большое вознаграждение составило 35 тысяч долларов, которые мы тут же поделили между собой. Мы были так рады, что тут же, в этом же ресторане, отметили эту удачу, приготовив себе поесть на кухне и составив себе несколько коктейлей из имеющегося в баре, и вообще, вели себя как сбежавшие из психлечебницы сумасшедшие.
Половину нашего интереса в ограблении банков и других учреждений составляли деньги, другую половину я бы назвал джазом: адреналиновая лихорадка плюс трофеи. Почти всегда мне было не удержать поток смеха, содрогающий моё тело, после удачного побега с места преступления. Ощущение опасности захватывало меня полностью. Любой из нас скажет вам тоже самое — раз испытав это чувство, ищешь его во всём и подгоняешь свою Судьбу ещё и ещё, пока не оборвётся всё это тюрьмой или смертью.
Нашу территорию патрулировал один полицейский из битников, но мы не стали тратить на него время, чтобы познакомиться: не сложно было вычислить дни его патрулирования. Он нам не создавал проблем и мы с дружками только посмеялись насколько легко нам было работать. Первое время нам вообще не о чем было беспокоиться, но положение несколько изменилось, когда на сцене появились детективы Вальтер и Хайтауэр. И хотя они знали нас и знали, что мы занимаемся чем–то нехорошим, им никогда не удавалось поймать нас на чём–нибудь противозаконном. Они скорее напоминали нам надоедливых мух, чем реальную угрозу.
Они особенно не утруждали себя проблемами местного бизнеса и тем более не собирались ловить кого–нибудь из нас, они просто оборудовали некоторые здания сигнализацией и посадили дежурить охранников. Среди охранников, работающих в центре, было много наших знакомых. И если вы не наделаете особо шума, вламываясь в офис и вскрывая сейф, у вас не будет никаких проблем. Никто за вами не погонится.