Меня заинтриговала его уверенность и спросила:
— Не есть ли идея "Джими был убит" частью Теории Заговора, о которой так много говорят уже на протяжении нескольких лет, не называя мотивов?
Вот оказывается чем жил Эд Чалпин все эти тридцать лет! Как игрушечный кролик Банни на батарейках он оживился, и его было уже не остановить. Он успокоился только, когда я попробовала сменить тему и уйти от этого несчастного сентября.
Я попросила его рассказать мне о Куртисе Найте, который и познакомил Хендрикса с ним в 1965 году.
— Знаете, — начал Чалпин, — когда Куртис и Моника Даннеманн сдружились в 70–х, он привёз её ко мне в контору и она, вдруг, стала просить меня стать её менеджером.
"Ну, — подумала я, — это предложение могло быть с лёгкостью отвергнуто", — а вслух сказала:
— О, да, конечно, Моника, чемпионка по фигурному катанию…
Он засмеялся и удивил меня снова:
— Я тоже был чемпионом по конькам. Коньки научили меня, что глупо жульничать, идя к победе, — последние слова Эд Чалпин произнёс таким тоном, как если бы читал проповедь своим прихожанам.
Я попросила его разъяснить мне одну занимавшую моё воображение сплетню:
— Это самая дикая вещь, какую мне доводилось слышать, — начала я, — но мне рассказывали, что теперь вы стали наследником Майка Джеффери.
Он с гордость заверил меня, что это истинная правда.
— Когда погиб Джеффери в той авиакатастрофе 1973 года, его наследство перешло его родителям — мистеру и миссис Франк Джеффери. Мать умерла, а когда умер отец Джеффери, наследство перешло разным четырнадцати опекунским советам. Я отправился в эти благотворительные организации и сказал, что могу помочь им приумножить наследство. Так, эх, оно и попало мне в руки.
Теоретически Джеффери и Чалпин, пока был жив Джими, были заклятыми врагами и Майк с лёгкостью манипулировал страхами Джими перед Чалпиным, утверждая в глазах Джими свои позиции не только менеджера, но и "защитника". Джеффери пришёл бы в ярость, если бы узнал, что в финале кубок чемпиона достался Чалпину.
Слишком далеко от этой причудливой громадины
Лето 2003 года показало, что обвинения, приводящие к драматическим событиям в семье Хендриксов, не прекратились. История между Леоном Хендриксом и приёмной дочерью его отца, Жени, напечатанная в Нью–Йорк Таймс облетела не только всю Америку, но и весь мир. Прошло время, когда имя Джими Хендрикса вызывало только ассоциации с его талантом. Теперь говорят о торговле автомобильными освежителями воздуха Джими Хендрикса, о мечах для гольфа Джими Хендрикса и как много его "сестра" получила прибыли, и как брат его был вычеркнут из отцовского завещания. Теперь семейные склоки находятся под пристальным вниманием журналистов, и Жени Хендрикс, которая так много беспокоилась об имидже Джими, теперь полностью заботится о своём. На телевидении появляются Леон со своим адвокатом на одной половинке экрана, на другой показывается Жени Хендрикс со своим адвокатом, и, находясь в совершенно разных местах, между ними с помощью журналистов завязывается диалог, шокирующий поклонников Джими своей бесконечностью.
— Мне нравится Джими Хендрикс из–за своей музыки, — поделился со мной один из лондонских таксистов. — Я частенько стоял снаружи клубов, когда Джими жил здесь. Я слышал его игру всего три раза и очень рад, что он сейчас где–то, где не видно, как родственники его грызутся между собой.
"Новый Мемориал Хендрикса доказал всем, что рок–икона остаётся в движении"
"Участок, на который расщедрилось кладбище, близок к завершению"
Такие заголовки появились в начале 2003 года в Сиэтловском Пост–Интеллидженсере.
Жени тайно перезахоронила тело Джими, что ввело в шок его брата Леона.
— В нас течёт индейская кровь, — сказал Леон. — Индейцы не любят, когда их перевозят в другое место.
Жени также распорядилась перенести тела Эла Хендрикса, его матери, Норы, и своей матери, Джун, в изготовленный по специальному проекту склеп, украшенный десятиметровым (!) гранитным возвышением, поддерживаемым тремя массивными колоннами из искристо–серого гранита, которого она описала как "радужный мрамор". Жени не забыла оставить место и для себя, рядом с Джими, "когда придёт время".
Я принесу ей розы из моего сада
В октябре я ездила по делам в Сиэтл, выбегая из Нордстормз–Рэк, рая распродаж, я влетела в очень пожилую даму с толстенной клюкой. Она прощалась с другой очень пожилой дамой прямо у входа в магазин. Извинившись, я, пользуясь случаем, спросила эту даму с клюкой, не скажет ли она, где мне сесть на автобус до Пионер–Сквер. Она сообщила мне подробнейшую инструкцию. Ей было по дороге или она решила меня проводить, но мы медленно двигались вдвоём под лучами полуденного солнца, необычно жаркого для этого октябрьского дня на Северо–Западе. Мы познакомились.