Джими наслаждался гостеприимством, которое называл "естественным для семейного счастья", и заботой со стороны Маргарет Реддинг. Они болтали и шутили, как если бы знали друг друга целую вечность.
— Мама благодарила его, что он принял меня в свою группы. И сказала, что очень счастлива, что встречаем Новый Год все вместе. Наш Джеймс весь вечер был очень мил и с большим вниманием отнёсся к коей матери. Я так и сфотографировал их весело болтающих у камина, и она стала одной из самых любимых маминых фотографий.
Этим вечером Час был в высшей степени воодушевлён.
— Фолкестон, Лондон, Париж, весь мир! — торжественно произнёс он тост за Джими. — Ты получил свою первую сорокапятку и она взлетела на самую вершину, да будет их ещё много! Я сдержал своё обещание, дружище!
И в этот момент растроганный до глубины души Джими обнял расчувствовавшегося Часа.
— Спасибо тебе, Час, — сказал он.
— Только вот, что я тебе скажу, Час, — продолжил он торжественно. — Никаких больше мохеровых кофт!
Сказал и рассмеялся своим обворожительным смехом.
Так, со словами "наше" и "мы" на устах встретили друзья свой первый Новый 1967 год.
6. «Лучший год моей жизни»
Он не хотел меня ударить или обидеть
— Хендрикс самый пробуждающий, самый сексуальный, самый сенситивный из всех исполнителей, которых я знаю, — сказал Мик Джаггер британским журналистам.
Он сказал это в начале 1967 года за всех музыкантов, которые, разинув рты от удивления, наблюдали Опыты в битком набитых лондонских клубах, и в Марки, и в Спикизи, и в Аппер–Кат, и 7 с 1/2 и, конечно же, в Мешке гвоздей. Джими Хендрикс был на пути к всеобщему признанию, к славе — быть узнаваемым по одному своему имени. В Лондоне, когда кто–нибудь говорил, "пошли, посмотрим Джими" — никому не нужно было объяснять, какого Джими собирается он идти смотреть. В клубах битлы, камни и другие "крутые парни Часа" испытывали чувство уважение, когда Джими соглашался принять их предложение присесть за их столик. Они были ослеплены его очарованием. Всё в нём их восхищало, его волосы, его скулы, его улыбка, его дешёвые, но совершенно невообразимые вещи, которые он надевал, его тихий, почти переходящий в шёпот, голос и то, как его глаза загорались, когда он смеялся над их британизмами.
Пенни Валентайн была одним из самых влиятельных обозревателей в разделе сорокапяток. Её статьи в журналах Диск и Мюзик–Эхо запоминались своими конкретными и сильными формулировками. Как написал позднее о ней в Гардиан Ричард Вилльямс: "Она — первая женщина, которая стала писать о поп–музыке, как о чём–то совершенно необходимом и значительном".
Её, молодую женщину с яркой индивидуальностью, регулярно видели все британские телезрители в шоу Jukebox Jury. По чтению её обзорных статей битлы и камни возглавляли список её поклонников.
В своих неопубликованных дневниках Валентайн пишет в начале 1967 года:
"Хендрикс появился в Мешке гвоздей на Кингли–Стрит. Мы все собрались. Пит Таунзенд был там, а Эрика Клаптона было не узнать. Только что вернувшийся из Парижа, он выглядел как худая французская модель, с копной волос на голове и в обтягивающем пастельного цвета шерстяном свитере. К тому времени как Хендрикс поднялся на сцену, в клубе стало так жарко и тесно, что на стенах выступил конденсат. И когда он заиграл Purple Haze, пот ручьями уже тёк по моей спине. "Мне его не видно", — закричала в отчаянии я. Была страшная теснота и я желала, только одного — чтобы в глазах не появились эти разбегающиеся яркие лучики — предвестники обморока. Кто–то схватил меня и посадил к себе на плечи, чтобы я могла лучше разглядеть сцену. Молодой, тощий, чёрный, с копной волос на голове, Хендрикс вращал своей гитарой вокруг себя, а она продолжала играть, хотя я не видела, чтобы он дотрагивался пальцами до струн. Окончил он, стоя на коленях и играя зубами. Мы все было потрясены. Я запаниковала, что он убьёт себя электрическим током. Пит и Эрик замерли и разинули рты, ни слова не произнося. Хендрикс кончил пышным фидбэком, завершившимся яростным воплем. Когда же он сошёл со сцены, переговорить с Таунзендом и Клаптоном, то поразил всех нас своей застенчивостью и внимательным отношением."