— Нет, сэр.
— Сколько штук вы нашли?
Джимми предвидел этот вопрос и решил застраховаться.
— Три, сэр,— сказал он и добавил: — Кажется, три.
— Вы лжете! — угрожающе повторил лейтенант.
— Нет, сэр,— робко отвечал Джимми.
— Кому вы их дали?
Этот вопрос смутил Джимми своей' неожиданностью.
— Я не хотел бы говорить,— сказал он.
— А я приказываю!
— Извините, сэр, но я не могу.
— В конце концов вам все равно придется сказать!— предупредил лейтенант.— Учтите это. Итак, вы заявляете, что нашли три листовки.
— Может быть, четыре,— ответил Джимми, делая более осторожный ход.— Я как-то не обратил внимания.
— Вы сочувствуете этим идеям,— сказал лейтенант.— Может быть, вы и это отрицаете?
— Нет, сэр. Отчасти я им сочувствую.
— И вы нашли эти листовки в канаве и не потрудились пересчитать, сколько их там было — три или четыре?
— Нет, сэр.
— А не было ли их пять?
— Не помню, сэр, пожалуй, что нет.
— Но не шесть же, конечно?
— Нет, сэр,— сказал Джимми, почувствовав некоторую уверенность.— Шести там не было, это уж точно.
Тогда лейтенант открыл ящик стола, вытащил оттуда пачку листовок, измятых и грязных, и разложил их веером перед Джимми — одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь...
— Видите, как вы лжете! — сказал лейтенант.
— Виноват, сэр, ошибся,— сказал Джимми.
— Вы обыскали этого человека? — обратился офицер к солдатам.
— Нет еще, сэр.
— Немедленно обыщите.
Удостоверившись сперва, что у Джимми нет оружия, его заставили раздеться донага. Он был обыскан сверху донизу, даже подметки на сапогах оторвали и посмотрели, нет ли под ними чего. Разумеется, им сразу же попался на глаза красный билет во внутреннем кармане куртки.
— Ага! — воскликнул офицер.
— Это членский билет социалистической партии,— сказал Джимми.
— А вы разве не знаете, что в Америке за этот билет сажают в тюрьму на двадцать лет?
— Ну уж не за то, что люди носят его в кармане! —• твердо сказал Джимми.
Наступила пауза, пока Джимми одевался.
— Так вот, Хиггинс,— снова заговорил лейтенант,— вас поймали с поличным. Вы изменили родине и флагу. За это полагается смертная казнь. Спастись от смерти вы можете только одним путем — откровенным признанием. Понятно?
— Да, сэр.
— Скажите, кто дал вам эти листовки.
— Простите, сэр, я нашел их в канаве.
— Значит, вы намерены настаивать на этой дурацкой версии?
— Но это правда, сэр!
— Ну, ладно,— сказал лейтенант. Он достал из ящика пару наручников и велел надеть их на Джимми. Потом взял со стола шашку и пистолет. Джимми, не знавший военного ритуала, со страхом смотрел на него. Однако лейтенант всего-навсего пристегнул оружие к поясу, затем надел шинель, меховые рукавицы и меховую шапку, закрывшую все его лицо, кроме глаз и носа, и приказал вести Джимми за ним. На улице их ждал уже автомобиль; офицер посадил в него арестованного под конвоем двух солдат и повез Джимми Хиггинса в военную тюрьму. *
IV
Сердце Джимми трепетало от страха, но он старался не подавать вида. Лейтенант Ганнет тоже не хотел, чтобы кто-нибудь заметил, что и он волнуется. Он был офицером и обязан был выполнить суровый воинский долг, что он и делал. Но никогда до сих пор он ни на кого не надевал наручников и никого не сажал в тюрьму, поэтому он был едва ли меньше потрясен этим событием, чем сам арестованный.
Лейтенант видел страшное зрелище распада России, разруху и нищету в стране. Причиной всего этого он считал пропаганду измены, которая велась среди русской армии. В его представлении «бешеные псы», большевики, осуществляли тайный план — заразить своим духом армии других государств, чтобы весь мир постигла судьба России. Ганнету казалось чудовищным, что такие попытки замечены уже и в американской армии. Лейтенант не знал, насколько далеко это успело зайти, и был ужасно напуган, как всегда бывают люди напуганы неизвестностью. Наступая каблуком на голову змеи, он лишь выполнял свой долг в соответствии с воинской присягой, и все же на душе у него не было спокойно. Этот Хиггинс получил чин сержанта за храбрость, проявленную во Франции, и, несмотря на свой вредный язык, служил весьма добросовестно. И вдруг оказывается, что он — активный заговорщик, подстрекатель к бунту, дерзкий, наглый предатель.
Машина подъехала к тюрьме, выстроенной царем, чтобы держать в страхе жителей губернии. Она высилась в темноте каменной громадой, и Джимми, заявлявший на собраниях в Лисвилле, что Америка хуже, чем Россия, теперь уразумел свою ошибку — Россия была точной ее копией.
Они прошли под каменной аркой; перед ними открылась стальная дверь и сразу же с грохотом захлопнулась. В комнате за столом сидел сержант, и, не будь он англичанином и не носи он коричневую форму вместо синей, можно было бы подумать, что все это происходит в Лисвилле, США. Он записал имя, фамилию и адрес Джимми. Лейтенант Ганнет спросил: