— Перкинс уже пришел?
— Нет еще, сэр,— последовал ответ, но в этот момент входная дверь распахнулась, и в комнату вошел крупный мужчина, закутанный в шубу, которая делала его еще больше. Джимми уставился на этого человека, точно кролик на удава. Ему, как социалисту, в его тяжелой, полной преследований жизни не раз приходилось иметь дело с полисменами и сыщиками, и он с первого взгляда понял, что его здесь ждет.
V
Перкинс служил перед войной в частном сыскном агентстве и был одним из тех, кого рабочие презрительно называют шпиками. Правительство, которому неожиданно потребовалось очень много шпиков, было вынуждено нанимать всякого, кто предлагал свои услуги по этой части, без особого разбора. Это помогло Перкинсу стать сержантом контрразведки, и подобно тому, как работа плотников на фронте ничем не отличалась от их работы на родине, а работа врачей — от их работы на родине, так и шпионская деятельность Перкинса здесь ничем не отличалась от его шпионской деятельности в Штатах.
— Ну, сержант,— сказал Ганнет.— Что вы узнали?
— Кажется, я все узнал, сэр.
Лицо Ганнета заметно посветлело, а у Джимми душа ушла в пятки.
— Остались кое-какие мелочи, которые мне хотелось бы уточнить,— продолжал Перкинс— Я полагаю, вы не будете возражать, если я допрошу арестованного?
— О нет, нисколько,— сказал лейтенант, обрадовавшись, что может передать это неприятное дело решительному человеку, профессионалу, который привык к таким историям и знает, как надо действовать.
— Я немедленно доложу вам,—сказал Перкинс.
— Я подожду,— ответил лейтенант.
Перкинс крепко, точно тисками, сжал дрожащую руку Джимми и потащил его по длинному каменному коридору и дальше куда-то вниз по лестнице. По пути он прихватил с собой еще двух мужчин в военной форме; все четверо долго шли разными подземными ходами, пока, наконец, не очутились в темной камере с толстой стальной дверью, которая с лязгом захлопнулась за ними. Этот лязг похоронным звоном отозвался в душе насмерть перепуганного Джимми. В тот же миг сержант Перкинс грубо схватил его за плечо, круто повернул к себе и со злобой посмотрел ему в глаза.
— Ну ты, сукин сын! — сказал он.
Прослужив сыщиком в большом американском городе, этот человек овладел техникой ведения «допроса с пристрастием» — такой системой допроса, при которой подсудимого вынуждают признаться не только в том, что было, но и во многом другом, чего не было, но что, однако, полиция хочет от него услышать. Из двух сопровождавших Перкинса людей первый — рядовой Коннор — испытал уже не раз на собственной шкуре эту инквизицию. Он был грабителем-рецидивистом, но последний раз попал под суд в одном средне-западном городке Соединенных Штатов за участие в трактирной драке. Судья, не знавший о его прошлых судимостях, внял его слезным мольбам и согласился вынести условный приговор, если Коннор запишется в армию и пойдет воевать за родину.
Фамилия второго человека была Грэйди. Он оставил в трущобах Нью-Йорка жену и троих детей и пошел бить кайзера. Это был честный и добродушный ирландец, в поте лица зарабатывавший свой кусок хлеба, по десять часов в день таская на стройках кирпич и известь. Но он был непреклонно убежден, что у него под ногами существует ад, где пылает серное пламя и где его будут вечно поджаривать, если он ослушается приказов людей, поставленных командовать над ним. Грэйди знал, что есть на свете дурные люди, которые ненавидят и поносят религию, увлекая миллионы душ в ад; называются они социалистами и анархистами и наверняка подосланы сатаной, а потому выкорчевывать и истреблять их — богоугодное дело. Таким же образом рассуждали и другие Грэйди на протяжении целой тысячи лет, и поэтому в мрачных подземных казематах они пускали в ход зажимы для больших пальцев и поднимали людей на дыбу. Они и сейчас еще продолжают орудовать таким образом во многих крупных городах Америки, где полицию вдохновляет суеверие, а также интересы питейных заведений и корпораций коммунальных услуг.
VI
— Так вот, слушай, сукин сын,—сказал Перкинс,— я расследовал твое дело и узнал фамилии почти всех большевиков, с которыми ты якшался. Но я хочу знать всех, слышишь? И я это узнаю!
Несмотря на испуг, сердце Джимми радостно подпрыгнуло: Перкинс лжет, ничего он не узнал! Просто втирает очки, чтобы убедить свое начальство, что он настоящий шпик. Перкинс действовал так же, как действует полиция везде и повсюду: стремился при помощи жестокости добиться того, чего был не в состоянии добиться при помощи ума и опыта.