– Кто вышел? Лола? Лиз Сазерленд? Касаткина?
Горинян посмотрел поверх голов.
– Да нет. Это буфетчица с седьмого этажа.
– Ах-ах-ах, как остроумно! – язвительно сказала Инга. – Подними-ка меня, товарищ Эйзенштейн.
Это Арсений Горинян сделал с удовольствием.
– Действительно, буфетчица, – обескураженно пробормотала Инга. – Можешь опустить. Ты слышишь? Опусти меня немедленно.
– Вон приближается твоя подруга, – сказал Горинян. – Чем не кинозвезда?
Инга обернулась. По тротуару к ним своей чуть танцующей походкой медленно шла ее однокурсница Тоня Покровская: короткая юбка покачивалась на стройных бедрах, на лице блуждала смутная улыбка. Девушка шла так, словно была одна в этот час в Охотном ряду. Лишь иногда она быстро исподлобья взглядывала на своего спутника, высокого молодого мужчину в светло-синем легком костюме, а он-то как раз не отрывал от нее глаз.
– Что это за парень с Тонькой? – удивилась Инга.
– Ты что, не помнишь? – сказал Горинян. – Неделю назад на пляже в Серебряном бору он клеился сначала к тебе, а потом пришла Тоня, и он переключился. Судовой врач, что ли, Марком, кажется, зовут.
– Ничего он не переключился, – сердито сказала Инга. – Я сама его переключила. Мало мне будущих киногениев…
Тоня подошла к Инге, нежно обняла ее за плечи, поцеловала в щеку и сказала:
– Поздравляю тебя, лапочка.
– С чем? – округлила глаза Инга
– Как это с чем? С днем рождения.
– О господи! – воскликнула Инга. – Держи меня, Арсений! Вот бестолочь, про собственный день рождения забыла.
– Это все любознательность твоя, – ухмыльнулся Арсений.
– А ты о чем думал? – напустилась на него Инга. – Тоже мне кавалер!
– А я откуда знал! – крикнул Арсений. Инга, руки в боки, уставилась на него, он вылупился на нее. Секунду спустя Инга расхохоталась.
– В самом деле, откуда тебе знать? Ведь мы знакомы три недели.
Тоня засмеялась и показала ладошкой на своего спутника, как бы демонстрируя его.
– А вот он уже знает мой день рождения.
– Не самый удачный день вы выбрали, дарлинг! – оправдывался тот. – Подумать только, двадцать девятого февраля.
– Наоборот, – сказала Тоня. – У меня было всего пять дней рождения, значит, мне всего лишь шестой год, а Инге уже двадцать два.
– Терпеть не могу дней рождения! – воскликнула Инга.
– Тем не менее зажимать не полагается, – строго сказал Горинян.
– Можно мне пригласить вас всех в ресторан? – спросил Рубинчик. – Ведь вы бедные студенты, а я богатый врач-путешественник. Идет, ребята?
– Схвачено! – радостно воскликнул будущий Феллини.
– Нет, уж извините, – решительно возразила Инга. – В ресторан мы не пойдем. Горючее ваше, квартира и закуска мои.
– Схвачено! – еще более радостно закричал будущий Эйзенштейн.
В это время в толпе возник шум, аплодисменты, послышались крики «Козаков!», «Табаков!», «Козаков с Табаковым идут», и Инга мгновенно штопором ввинтилась в толпу, а за ней бросилась и Тоня. Парни же с высоты своего роста спокойно могли наблюдать за прохождением выдающихся артистов.
– Мда-а, – протянул Рубинчик, когда артисты скрылись в подземном переходе, – признаться, я разочарован.
– В чем же? – спросил Горинян, глянув на него через плечо. Он не очень-то был ему по душе, этот самоуверенный денди, так ловко втершийся в их компанию на пляже.
– Да в этих артистах, – сказал Рубинчик. – Не совсем в моем вкусе.
– Интеллекта, что ли, маловато на ваш вкус? – с ехидцей спросил Горинян.
– Да нет, я не об этом, – сказал Рубинчик. Девушки тем временем отошли в сторонку и присели на барьер, отделяющий тротуар от проезжей части улицы.
– Инга, тебе он нравится? – спросила Тоня.
– Оба прелесть, – ответила Инга – Козаков – лапа, а Табаков – само совершенство.
– Да я не о них. Скажи, по душе тебе мой новый хвост?
Она показала глазами на Рубинчика, который уже беспокойно озирался по сторонам, разыскивая ее.
Инга внимательно осмотрела Рубинчика.
– А что, звучит, – сказала она. – Сколько ему лет?
– Двадцать восемь, – ответила Тоня. – Он уже четыре года плавает, видел весь мир…
Инга вдруг расхохоталась.
– Тонька, помнишь, как они в Серебряном бору выпендривались, этот Марик и этот… как его… Вася, что ли… Ну, Снежный Человек? Этот все о море, о загранке, а тот все про горы, про ледники. Ну, я просто умирала… А тебе он нравится, да? Только честно.
– Он немного странный, – медленно проговорила Тоня. – Ты знаешь, он сказал мне, что ему пришлось много пережить… Он сказал, что прежде совсем иначе смотрел на мир и…