– Тоня! – крикнул Рубинчик в толпу. – Тоня, где вы?!
– Эй, я здесь! – крикнула Тоня, откинула упавшие на лоб темные волосы и улыбнулась так, что Инга и без слов поняла – Рубинчик ей нравится.
Магнитофон «Сони» крутил диски, исторгая из себя невероятную стереофоническую музыкальную мешанину, свидетельствующую о разносторонних вкусах его хозяйки. За бешеным ритмом «рок-раунд-зи-клок» следовала грустная песенка «На Смоленской дороге», за ней в хриплом фарсовом исполнении «Баллада о сентиментальном боксере»; Жильбер Беко и чемпион романтики Иосиф Кобзон, Армстронг и Эдита Пьеха, Элла и Муслим, и твисты, твисты…
Любопытна, между прочим, история проникновения твиста в советское общество. Если буйный Рок, хамюга парень в кожаной куртке и вытертых джинсах, сразу же был отвергнут и высмеян публично, то бестия Твист оказался более изворотливым. Появившись вначале в полосатом сногсшибательном пиджаке, с толстым слоем порочной парфюмерии на хитром личике, покрутив для разведки чахлыми бедрами, ловчила быстро мимикрировался, расцвел жизнерадостным румянцем, засучил рукава, повел плечами туриста, спортсмена, геолога и, глядишь, отплясывает теперь повсюду, крутит ловким задом, напевая «Трутся спиной медведи о земную ось», «Королеву красоты» и тому подобные невинные песенки.
Гостей в квартире академика Николаева набралось чуть ли не сорок человек. Откуда только набежали? Публика была такая же разношерстная, как и музыка в магнитофоне: университетские девочки и мальчики-интеллектуалы, спортивные ребята из Серебряного бора, были здесь Ингины соседи, три брата, известные уже пианисты, дети знаменитого виолончелиста, был мастер альпинизма душа общества Вася Снежный Человек, был корабельный врач Марк Рубинчик, были также и какие-то совершенно незнакомые Инге люди.
Ежеминутно хлопали входные двери, кто-то исчезал, появлялись новые компании с «горючим», торопливо поздравляли хозяйку и бросались танцевать. Гости сидели в креслах, на подоконниках, кое-кто прямо на полу. Обсуждались кинематографические, литературные и спортивные новости, вспыхивали споры, все говорили разом, и говоруны вроде Васи Снежного Человека приходили в отчаяние – невозможно было овладеть общим вниманием, хоть на минуту «захватить площадку».
Для Инги такие сборища были делом привычным, в такой обстановке она чувствовала себя как рыба в воде, крутилась, вертела юбкой, то лихо танцевала с разными парнями, «заводя» мрачнеющего Гориняна, то шумно и бездарно хозяйничала за столом.
Тоня и Марк Рубинчик между тем стояли у открытого окна и смотрели на зеленое послезакатное небо, разлившееся за ломаным контуром московских крыш.
– Такое освещение, что кажется, будто Москва – приморский город, – проговорил Рубинчик.
– А за Химками начинается океан, – усмехнулась Тоня. – Вас тянет в океан, Марк?
Губы девушки были полуоткрыты, она словно тянулась к этому неведомому океану, а в глазах была грусть.
– До лампочки мне все океаны, когда вы стоите рядом, – сказал Рубинчик, заглядывая ей в лицо.
Девушка снова усмехнулась и не повернулась к нему.
– Где сейчас ваш корабль? – спросила она.
– Сейчас, должно быть, он снялся с Калькутты на Порт-Саид, – сказал Рубинчик.
Тоня усмехнулась, провела ладонью по лбу и прочитала с легким подвывом:
– «Послушай, далеко у озера Чад изысканный бродит жираф…»
– Гумилев? – спросил Рубинчик
– Ого! – сказала она. – Вы, я вижу, и стихи знаете. А в нашей компании посчитали вас за эдакого примитивного модернягу-силовика. Все эти ваши «железки» и «потряски»…
Рубинчик смущенно засмеялся.
– Да нет, я и стихи люблю. Вот, например: «Мы – двух теней скорбящая чета над мрамором божественного гроба, где древняя почиет Красота…»
– Кто это? – удивилась Тоня и повернула наконец к нему свое лицо.
– Это Вячеслав Иванов, – сказал Рубинчик и поднял с подоконника стакан, наполненный темным и прозрачным коньяком «Двин». – Давайте выпьем, Тоня.
– Все как по нотам, – засмеялась Тоня, – сначала стишок, потом коньячок… Специально готовились к сегодняшнему вечеру?
– Напрасно вы считаете меня пошлым, – сказал Рубинчик. – Я действительно, как это говорится, врезался в вас. Может быть, я влюблен в вас, Тоня.
– Вы решительный человек, Марк, – сказала Тоня и вдруг положила свою ладонь на его щеку.
Рубинчик от неожиданности вздрогнул и расплескал коньяк. В это время к парочке подскочила Инга и зашептала, как заговорщик: