Ну что ж, битники-мирники, циники-мистики, вам кажется, что жизнь – это сидение в кафе и пустопорожняя болтовня об Аллене Гинзберге и индийских ритуалах? Вы еще не получали любезных писем с предложением выпустить кишки?
Господин Врангель, милостивый государь, ваше благородие, не волнуйтесь – еду!
Догорающий, но все еще огромный закат смог преобразить даже унылые закопченные дома южной части Третьей авеню с их бесчисленными железными лестницами на брандмауэрах.
Мрачным колдовским огнем горели окна обывательских жилищ, а пестрое бельишко, трепещущее на большой высоте, казалось зашифрованным сигналом об опасности.
Джин поставил машину метрах в ста от дома № 84. Улица была пустынна. Лишь ряды бесчисленных потрепанных автомобилей с кровавыми от заката стеклами стояли вдоль нее. Проехал негр-мороженщик в фургончике с колокольчиками.
Крепко стуча каблуками по асфальту, Джин направился к цели. Он не оглядывался по сторонам, не крался, шел спокойно и открыто, но в то же время был готов в любой момент упасть на землю, броситься в ближайший подъезд, укрыться за любой машиной, открыть огонь.
Дверь, возле которой он нажал звонок, была обита пластиком, грубо имитирующим кожу. На ней красовалась медная табличка с надписью:
«Anatole Krause, B. A.».[9]
– Ух ты, БИ-ЭЙ! – присвистнул Джин и недобро улыбнулся.
За дверью послышались легкие женские шаги. Рука Джина потянулась к кобуре, но он заставил ее остаться в кармане брюк.
– Сэр? – сказала девушка, открывая дверь. Джин смотрел на нее. Большие серые глаза, доверчиво открытые всему самому светлому, самому прекрасному, самому романтическому в мире, о дитя Третьей авеню, мечтающее о сказочном принце на белом коне, прямо Натали Вуд – ну, цыпочка, подсадная уточка, твой принц пришел!
– Сэр? – повторила девушка. Глаза округлились, стали недоумевающими.
– Это квартира мистера Краузе? – спросил Джин и усмехнулся. – Бакалавра искусств?
Девушка залилась краской мучительного стыда, потом вызывающе вздернула голову.
– Да, это мой отец.
– Мое имя Джин Грин, – четко сказал Джин.
Рука снова пожелала залезть под мышку.
– Зайдите, пожалуйста, – девушка отступила в глубь квартиры. – Отца нет дома, – сказала она, когда Джин вошел. – Он редко бывает дома. Ведь он… – она запнулась, но потом снова вызывающе посмотрела на молодого денди, – ведь он коммивояжер.
– Ах вот как, он еще и коммивояжер, – протянул Джин, оглядывая прихожую, какие-то дурацкие облезлые оленьи рога, на которых висела потертая велюровая шляпа с узкими полями.
– Да, он коммивояжер, – растерянно проговорила девушка, в глазах ее впервые мелькнул страх. – А вы…
– Да я шучу, – быстро сказал Джин и широко улыбнулся. – Не знаю я, что ли, Анатоля? Ведь я работаю в той же фирме.
– Как, вы тоже из «Сирз и Роубак»? – радостно воскликнула девушка.
– Так точно, – весело подтвердил Джин. – Тоже бакалавр, с вашего разрешения. У нас там все бакалавры, но никто не спешит жениться.[10]
Сверкая своими коронными улыбками, он мастерски разыграл этакого «обаяшку».
– Не смейтесь, – улыбнулась девушка. – Сколько раз я уговаривала папу снять эту дурацкую табличку…
– Напрасно уговаривали, образованием надо гордиться, – продолжал паясничать Джин.
– Значит, вы папин коллега, – кокетливо сказала девушка. – А почему я вас никогда не встречала на вечеринках у Веддингов?
– Я выбираю места поинтересней. Хотите составить компанию?
– Да ну вас! – шутливо отмахнулась она. Она прошла вперед, взялась за ручку двери и повернулась к Джину внезапно опечаленным лицом, ну просто Натали Вуд, что ты будешь делать!
– А зачем, Джин, вы к нам?
– По делу… э-э…
– Кэт.
– По делу, Катя.
– Ого, вы даже знаете, что мы русского происхождения?!
– Конечно, Катенька.
– Как смешно вы произносите! Отец вам назначил?
– Факт. Позвонил утром и говорит: «Заваливайся, Джин, вечерком».
– Ну, значит, скоро он будет. Мы никогда не знаем, когда он появится. Так заходите, Джин.
Она открыла дверь. Джин вошел в комнату и вздрогнул. В упор на него смотрели круглые пуговичные глаза Лефти Лешакова.
– Добрый вечер, мистер Краузе! Узнаете? – громко сказал он.
– Мы с мамой заказали этот портрет, потому что отец так редко бывает дома, – проговорила за спиной Катя.