Подбежала Тоня, вспорхнула на табурет.
– Какие славные ребята! – воскликнула она. – Какие эрудиты! Какие джентльмены!
– А вдруг один из них шпион? – спросил Джин, посмотрев на нее исподлобья. Тоня расхохоталась.
– Шпион – это что-то полумифическое. Нечто вроде кентавра…
– А вдруг шпион? – упорствовал Джин. – Вдруг шпион или шпиономан? Шпиономан – это человек, который любит шпионов… Может быть, вы шпиономанка, Тоня?
– Марик, ты… – вдруг еле слышно выдохнула Тоня, – ты… улетаешь…
Она отвернулась. Барменша подбородком красноречиво показала Джину на нее: любит, мол, любит безумно.
«Сейчас объявлю всему залу, – подумал Джин, и тут же ужас охватил его с ног до головы. – Я пьян, дико пьян, я погибаю».
Он достал из кармана плоскую коробочку с отрезвляющими таблетками «алка-зельцер», бросил три таблетки в стакан с боржомом, размешал, выпил.
Через пять минут «алка-зельцер» подействовал. Голова стала пустой сферой, по которой изредка, словно пятнышки на экране радара, пробегали благоразумные мысли. Он посмотрел на часы.
– Тоня, мне пора.
Девушка молча сползла с табуретки и пошла к выходу.
Возле своего подъезда Тоня прижалась к стене, спряталась в тень. Джин ожесточенно докурил сигарету, загасил окурок каблуком.
– До свидания, Тоня. Прощайте.
– Ну поцелуйте меня хоть разочек, – жалобно сказала Тоня.
Джин прикоснулся запекшимися губами к ее мягким, теплым губам, и сразу разрушилась вся его самооборона. Он целовал ее в губы, в щеки, в глаза, в шею, сжимал ее в руках. Девушка слабо сопротивлялась, потом тихо вскрикнула:
– Пустите!
Джин опустил руки.
– Уходите! – прошептала Тоня. – Нет, стойте. Я хочу подарить вам на память одну вещь. Пойдемте.
Она открыла дверь и скользнула в подъезд. Джин шагнул за ней.
В лифте Тоня вжалась в угол, испуганными глазами исподлобья посмотрела на него, прошептала:
– Только больше не трогайте меня, пожалуйста.
– Хорошо, – хрипло проговорил Джин.
Она открыла дверь своим ключом, пропустила его вперед. Он прошел в темный коридор к слабо светящимся стеклянным дверям. Тоня зажгла свет, открыла стеклянные двери. Перед ним была обширная комната с высоким потолком. В бликах уличных огней и света из прихожей рисовались контуры старинной громоздкой мебели.
Девушка пробежала мимо него, схватила что-то на столе, вернулась, сунула ему в ладонь маленький твердый предмет и зашептала:
– Это мой старый друг. Любите его. А теперь уходите, уходите немедленно.
Он поднял этот предмет к свету и увидел маленького бронзового азиатского божка с забавной физиономией получеловека-полумопса. Он положил его в карман и прижал к себе девушку.
– Марк, мы сошли с ума, Марк…
– К дьяволу Марка.
Она лежала, уткнувшись носом в его плечо, а он следил за движением теней на потолке, гладил ее волосы. Он был в полном отчаянии, он был готов заплакать, как мальчишка, потому что истекали последние, действительно последние минуты их близости. Самые сумасшедшие варианты спасения их любви мелькали в его голове, и вдруг он поймал на себе взгляд широкоскулого молодого блондина в круглых очках.
– Чей это портрет, Тоня?
– Это отец, – тихо ответила девушка. – Я его не знала. Он погиб в сорок пятом уже в Германии. Они с мамой были археологи. Этого твоего урода отец привез из древнего городища Алтын-Тепе, когда меня еще и в проекте не было. Мама и сейчас копается в этом Алтын-Тепе, каждый год в экспедициях.
Тоня подняла голову и вдруг засмеялась веселым, счастливым смехом.
– Ты мой любимый! – объявила она и ткнула Джина пальцем в грудь. – Итак, у меня есть любимый. Девушка, скажите, у вас есть любимый? Разумеется, есть. Вот он! – она снова ткнула его пальцем в грудь и прошептала прямо в ухо: – Трижды «ура».
– «We always kill the one we love…» – с еле скрытым отчаянием прочитал Джин из Оскара Уайльда.
– У тебя хорошее произношение, – сказала Тоня. – Что это?
– Это из Оскара Уайльда, – тихо сказал Джин.
– А, вспомнила! – воскликнула Тоня и начала читать веселым, звонким голосом, словно опровергающим смысл стиха:
Ведь каждый, кто на свете жил, Любимых убивал. Один жестокостью, другой – Отравою похвал, Коварным поцелуем – трус, А смелый – наповал.– Да, это так, – прошептал Джин.
Тоня задумалась на секунду и стала читать по-другому. Глаза ее загрустили:
Один убил на склоне лет, В расцвете сил – другой, Кто властью золота душил, Кто похотью слепой, А милосердный пожалел: Сразил своей рукой.