– Покупайте БРИСТАН! Только БРИСТАН заставит вас забыть о мигрени и головной боли! Запомните: Б-Р-И-С-Т-А-Н!
Незнакомец сунул правую руку в сейф, выгреб деловые бумаги, чековые книжки компании «Америкэн экспресс», три пачки двадцати- и стодолларовых банкнотов.
– Да, Пал Николаич! – сказал он громко, рассовывая деньги по карманам. – Мы в Ге-пе-у все знаем о вас. Мы долго следили за вами. Например, я знаю, что вот-вот сюда войдет ваша супруга. Она немного запаздывает. Обычно она входит с чашкой чая для вас ровно в одиннадцать, чтобы вместе с вами послушать известия. Не так ли?
Гринев, бледнея все заметнее, вцепившись руками в подлокотники, невольно перевел взгляд с незнакомца на обитую темно-красной марокканской кожей дверь библиотеки.
– А сейчас, – бодро произнес диктор, – вы услышите одиннадцатичасовые известия!..
На экране появилась всем знакомая физиономия диктора Ричарда Бейта.
Незнакомец подхватил со стола наполовину исписанный лист почтовой бумаги.
– Что же заставило вас изменить своим привычкам? Может, старческая страсть к какой-нибудь грудастенькой американочке, а? Ого! «Его превосходительству Полномочному и Чрезвычайному Послу Союза Советских Социалистических Республик в Соединенных Штатах Америки господину…»
– Ровно одиннадцать часов по восточному стандартному времени, – объявил диктор.
В этот момент дверь библиотеки мягко отворилась.
– Вот твой чай, Павлик, – сказала супруга Павла Николаевича, входя в библиотеку с серебряным чайным подносом в руках.
– Поставьте поднос, Мария Григорьевна, – тоном приказа произнес за ее спиной пришелец, – и садитесь!
– Кто это? – прошептала Мария Григорьевна. – По какому праву…
– Сейчас все узнаете, – ответил незнакомец. – Сидеть! – прикрикнул он на поднявшегося было Гринева.
Дулом «кольта» он захлопнул дверь, зацепил собачку на йельском замке, затем снова наставил револьвер на хозяина дома.
– Таковы заголовки сегодняшних новостей, – сказал диктор, – а теперь – подробности…
В недолгой паузе слышно было, как тикают настольные часы. На высоком лбу Гринева, окаймленном гривой серебристо-седых волос, выступили градины пота. Маленькая, хрупкая Мария Григорьевна, теребя пояс халата, переводила растерянный, недоумевающий взгляд с мужа на позднего гостя, неизвестно как оказавшегося в библиотеке.
– Итак, все в сборе, – с удовлетворением произнес человек с «кольтом». – Кроме вашего эрделя, которого вы звали Черри, а полное имя которого было Флип-Черри-Бренди.
– Черри? – встрепенулась Мария Григорьевна – Что вы знаете о нем?.. Наш Черри умер три дня назад. Его кто-то отравил…
– Это сделал я, мадам, хотя очень люблю собак. Я плакал над чеховской «Каштанкой»!
– Зачем вы это сделали?!
Незнакомец плюхнулся в массивное мягкое кресло, закинул ногу на подлокотник.
– Мне, право, жаль Черри. Умный был пес. Я помню трогательную картину: вы, Пал Николаич, и вы, Мария Григорьевна, старосветская парочка, смотрите в одиннадцать часов телевизор, а Черри дремлет вот здесь на ковре. Как только диктор умолкает, пес поднимает голову и смотрит на вас. «Сейчас пойдем, псина! Дай докурю трубочку!» – говорит Пал Николаич, и пес ждет. А как только Пал Николаич кладет свою трубку на стол, Черри вскакивает, вертит хвостом, прыгает от нетерпения, и все вы выходите в садик, и песик справляет свои дела, а вы садитесь на скамейку в беседке и слушаете журчание фонтанчика…
– Зачем вы, гадкий человек, отравили собаку?
– Но-но, барыня, не расстраивайтесь. Песику было десять лет, что равно семидесяти человеческим годам, так что он был старше вас.
– Перестаньте разыгрывать эту гнусную комедию, – наконец обрел голос Павел Николаевич. – Что все это значит, сударь?
Его лицо налилось кровью, по щеке пробежала капля пота.
– Не волнуйтесь, папочка, это вредно при вашей гипертонии. Примите лучше таблетку серпазила. Перед смертью.
– Перед смертью?..
– Да, перед смертью. Ненавижу двуногих собак. Поэтому я с удовольствием приведу в исполнение приговор.
– Приговор?
Пришелец перестал раскачивать ногой. Сузились пуговичные глаза. Заметно побелев, напрягся палец левши на спусковом крючке «кольта».
– Павел Николаевич Гринев! Контрразведка «Смерш» приговорила вас, как бывшего белого офицера, как одного из главарей белой эмиграции, как врага и предателя своей родины, как агента графа-фашиста Вонсяцкого, к смертной казни. Вас и вашу жену. Даю вам минуту на отходную молитву.
Судорога сжала горло Марии Григорьевне. Гринев медленно встал, выпрямился, вскинул седую голову. В напрягшейся тишине громко тикали часы.