Вечером проходил прием в честь закрытия Выставки медоборудования. Джин, явившийся сюда для того чтобы все-таки соблюсти какой-то "декорум", стоял в слабо колыхающейся толпе дипломатов, легкомысленно одетых дам, маститых ученых. У всех на лицах были вежливые, слегка вымученные улыбки, и Джин точно с такой же улыбкой попивал "хайболл", выжидая момент, когда можно было бы пристойно "испариться". Неожиданно за спиной его прозвучал милый женский голос: - Хай, Джин! Вот так встреча! Он обернулся и увидел красавицу Лиз Сазерленд, которая только что вошла в зал в сопровождении двух поджарых журналистов, мальчиков лет сорока. Приход "звезды" привлек общее внимание, на нее устремились десятки взглядов, и Джин почувствовал себя не очень-то уютно. - Хэлло, Лиз! Я слышал, что у вас здесь бешеный успех, - сказал он, улыбаясь, тоном усталого светского бездельника. - Что вас занесло в Москву, Джин? - спросила Лиз. Она смотрела на него мягко, почти нежно Этот взгляд напомнил ему Ширли, и он вдруг почувствовал тоску, неприкаянность, смутное чувство какой-то вины Кисси, Ширли, Тран Ле Чин, Тоня... Во всех его любовных историях была безысходность. Неужели он не имеет права на обыкновенное счастье? - Да вот решил прокатиться ради разнообразия, - протянул он. - Я работаю на выставке. А как вам здесь, Лиз? Нравится? - Очень, - сказала Лиз. - Здесь очень весело. - Это и я заметил, - сказал Джин. - Swiming Moscow4. Почти Лондон. Жаль только, что все веселые местечки закрываются так рано. С такой же проблемой я столкнулся в Цюрихе. - Вам не кажется странным. Джин, что я вас сразу узнала после той единственной встречи в "Желтом кресте"? - сощурила глаза Лиз. - Действительно, немного странно, - промямлил Джин. - Я много раз видела ваш портрет на столе одной моей близкой подруги. Надеюсь, вы ее помните? - А, да, да, конечно, помню, - Джин устало вздохнул. - Где она сейчас? - В Биаррице, - сказала Лиз. - Что с вами, Джин? Вы какой-то кислый... - К вам направляются какие-то шишки, - сказал Джин, - и поэтому я испаряюсь. - Позвоните мне вечером в "Метрополь", номер сорок пять, - сказала Лиз. Я хотела бы спросить вас о том вашем друге, с которым... - У меня нет друзей, - пробормотал Джин. - О том парне я ничего не знаю. Не видел его уже года два. - А Ширли когда вы видели последний раз? - с неожиданной сухостью спросила Лиз. - Да уж, пожалуй, годик прошел, - бессмысленно хихикнул Джин. - Пока, Лиз. Обязательно позвоню вам. Красота ваша уже достигла фантастических высот. - Не надо, не звоните, - сухо сказала Лиз и отвернулась от него. Он замещался в толпе, поковырял вилкой в блюде с закусками - "о да, мадам, жаркое лето, безумно жаркое лето, мадам, да, сэр, полезные контракты, чрезвычайно полезные контракты, сэр", - опрокинул рюмку водки и боком-боком пробрался к выходу. Расставшись с дядей Тео, Лот некоторое время бесцельно блуждал по Парку культуры, забрел в "Комнату смеха", посмотрел на свое отражение в вогнутом зеркале - страшный бочкообразный толстяк с бритой головой, на свое отражение в выпуклом зеркале - дистрофический имбецил с чудовищной челюстью, подмигнул этим двум уродам, вышел из павильона и сел на скамейку возле цирка Шапито. Здесь он сидел довольно долго, читая журнал "Дер Шпигель" и лишь изредка взглядывая на желтые фургоны, в которых жили цирковые артисты. Эта труппа, называвшаяся "Цирком Великого княжества Лихтенштейн", была составлена из европейских артистов самых разных национальностей. Из фургонов доносились немецкие, испанские, французские слова, хохот, разноязыкие песенки. По проходу между фургонами провели двух лошадей с качающимися султанами, проехал на гигантском старинном велосипеде гимнаст с белым шутовским лицом, пробежали, щебеча, две соблазнительные немочки в сверкающих трико и, наконец, появился человек, которого Лот хотел увидеть. Это был высокий, спортивного склада человек с седыми висками и загорелым лицом, в белой рубашке с галстуком. Он подошел к служебному входу в цирк, отдал какие-то приказания униформистам, повернулся, вынул пачку сигарет, закурил, посмотрел на часы, потом посмотрел вокруг, скользнул взглядом по Лоту, выбросил спичку и скрылся в цирке. Спустя десять минут Лот свернул журнал и пошел к выходу из парка. В ста метрах от арки на скамье ждал его Джин Грин. Они изобразили неожиданную встречу, побили друг друга по плечам, похохотали, потом медленно пошли к выходу. - Видишь это замечательное "Чертово колесо"? - сказал Лот. - Представь себе, три часа назад я катался на нем вместе с одним нашим общим знакомым. С добрым дядюшкой Тео Костецким - Какой черт его сюда принес? - хмуро спросил Джин. - Бизнес, мой друг. Деловые контакты. Мирное сосуществование докатилось уже до того, что с русскими начали торговать стратегическими товарами. Но еще точнее сказал Маршалл Маклюэн, этот Спиноза сегодняшнего дня: "Главным делом мира становится шпионаж!" Джин оглянулся. Гигантское колесо, слабо мерцая разноцветными огоньками, поворачивалось в вечернем небе. - А на колесе вы, конечно, предавались воспоминаниям, рыдали небось друг другу в жилетку? Лот захохотал, искоса взглянул на мрачное лицо Джина. - Между прочим, дружище, хотя бы из соображений маскировки твое лицо должно выглядеть более приветливым. - Я иногда думаю, что стало с той девочкой, с Катей, дочерью гангстера, сказал Джин. - Должно быть, подпирает фонарь где-нибудь на пятидесятых улицах, хмыкнул Лот. - Вернешься в Штаты, сможешь воспользоваться ее услугами. В этом даже будет что-то пикантное... - Послушай, чудовище, - медленно проговорил Джин, - что ты сделал с моей сестрой? - Моя жена счастлива, - с вызовом сказал Лот. - Если она счастлива с тобой, значит... - Джин посмотрел на Лота. Тот, не отрываясь, с каменным лицом следил за ним. - Когда вернусь, обязательно встречусь с ней. - Она меня любит, - тихо сказал Лот. - И если ты попытаешься встать между нами, тебе несдобровать. Впрочем... - он осекся, положил руку на плечо Джину, - впрочем, я понимаю причину твоей вельтершмерц, мрачности. Старая песня, мой мальчик. Монтекки и Капулетти никогда не помирятся. Джин стряхнул его руку со своего плеча. - Ну хорошо, перейдем к делам, - проговорил Лот. - Итак, сегодня ночью выставка едет в Киев? - Да. - О'кэй! Теперь слушай внимательно. В случае успешного выполнения задания ты догоняешь своих эскулапов в Киеве и оттуда заказываешь разговор со Стокгольмом. - Со Стокгольмом? - Телефон 2-151-0686. Вызовешь фрекен Соню Лунгстрем. Поговори с этой очаровательной дамой самым фривольным гоном, так, словно вас связывают давние интимные отношения. Обещай скорую встречу. Если "наследишь", обвиняй Соню в измене, говори, что тебе все известно о ее связи с Бертом. - Ты... - Джин внимательно посмотрел на Лота. - Да, малыш. Я ночью вылетаю в Стокгольм. Если все будет в порядке, возвращаюсь в Москву, и мы заканчиваем операцию "Эн-Эн-Эн". Понятно? - Это все? Они шли уже по Крымскому мосту. Внизу, грохоча музыкой, проходил прогулочный катер. Лот остановился И оперся на перила. - Контейнер не вскрывать под страхом смерти до встречи со мной. Никому, кроме меня, его не передавать, пусть это будет даже мистер Маккоун. Ясно? - В голосе Лота Джину послышалось крайнее напряжение. - Окончательные инструкции получишь завтра днем. Встретимся в 16.30 в бассейне "Москва". Захвати плавки, поговорим с глазу на глаз в воде. Ясно? - Слушай, Лот, - медленно проговорил Джин. - Моя поездка в Полтаву - это задание "фирмы"? Лот раздраженно усмехнулся. - Нет, Музея Гугенхейма. Вы что, не доверяете мне, капитан Грин? - Почему бы мне не знать что там, в этом чертовом ящике? Прогулочный катер прошел под мостом. С него неслась популярная во всех частях света песня: ...мы с тобой два берега у одной реки... Лот расхохотался, обхватил Джина за плечи своей могучей рукой, заглянул в глаза. - Слышишь, малыш? Песня как нельзя более к случаю. Ну чего ты злишься. Джин? Мы с тобой два берега у чужой реки... Я могу тебе ничего не говорить о контейнере, ты должен просто выполнить приказ, и все, но... по-дружески... хорошо... там находятся ваши фамильные драгоценности. Представь себе, они сохранились... - Это и есть "великие дела в России"? Лот засмеялся. - Это только сюрприз для тебя и Натали. Главное не это. Списки. Списки людей, до зарезу нужных "фирме". Может быть, часть из них уже жарится на подземных сковородках, но другие... "Фирма" предполагает, что, по крайней мере, трое - важные птицы. Если мы с тобой провернем это дело и операцию "Эн-Эн-Эн", наши акции... Лот, озираясь, понизил голос: - Начальство собиралось послать тебя после этого задания в Иран, Джин. Там, недалеко от советской границы, американские зеленоберетчики готовят местных рэйнджеров. Под видом археологов, например, разыскивают Карманию столицу и ставку Александра Великого. Но я думаю взять тебя к себе в Париж как офицера связи с "зелеными беретами" в Бад-Тёльце. Я познакомлю тебя с секретным планом действий зеленоберетчиков в случае войны. Огромный откроется театр военных действий для наших "зеленых человечков": сногсшибательные акции с применением ядерного и химико-бактериологического оружия, головокружительные действия наших вервольфов... Джин покосился на Лота - не спятил ли старина Лот с ума? - Уже ведется подготовка заброски команд "А" в эту страну. Я сам помогал уточнить пункты выброски там, где можно надеяться на пробуждение автономистских тенденций, на возгорание гражданской войны... Но не будем здесь говорить о наших делах. Я только хочу, чтобы ты знал, Джин, что тебе всегда найдется теплое местечко рядом со мной. - Понятно, - буркнул Джин. - Ну, пока. - Я думал, мы хотя бы выпьем с тобой, как в доброе старое время, - сказал Лот, изучающе разглядывая его лицо. - Сегодняшний вечер я живу своей отдельной частной жизнью, - твердо сказал Джин. ... "Драгоценности, - подумал он. - Что ж, это все-таки может быть каким-то алиби на случай..." Джин протянул ему руку. Лот сильно сжал ее, задержал в своей руке, еще раз заглянул Джину в глаза. Когда он разжал пальцы, Джин увидел на своей кисти между большим и указательным пальцами большую коричневую родинку - смерть. Ни о каком алиби, стало быть, не могло быть и речи. - Счастливой охоты, малыш, - сказал Лот. "Катись ко всем подземным чертям, ублюдок! Со всеми своими собачьими делами и жабьим сердцем!" - выкрикнул Джин, но выкрикнул он это молча.