ГЛАВА ПЯТАЯ
"ГОРИЛЛЫ" И "ПОМИДОРЧИКИ"
Несмотря на ранний час, у баров, кабаре, ресторанов и ночных клубов на Вест 47-й улице, сплошь застроенной старыми невысокими "браунстоновскими" домами, доживающими свой век перед сносом, стояли запаркованные автомашины чуть ли не всех марок и годов выпуска. Однако людей видно не было. Улица, расположенная недалеко от самой яркой части Бродвея, от его театров и кинотеатров, от автовокзала "Серая гончая" и церкви святого Малахия, была пуста. Ее нелюдимость подчеркивали опущенные жалюзи и задернутые шторы в окнах и витринах. Улица словно вымерла так, как вымирает по утрам воскресный Манхэттен, когда только ветер носит по серому асфальту обрывки субботних газет. Чтобы запарковать свой "де-сото", Джину пришлось потеснить какой-то полуразвалившийся "шевроле-1956" и новехонький "альфа-ромео". При этом он не жалел ни своих, ни чужих хромированных бамперов. Звуки его шагов по замусоренному тротуару гулко отдавались в узком каньоне улицы. В запыленных окнах белели таблички с надписью "Ту лет" - "Сдается". Прямо на тротуаре стояли помойные бидоны. На противоположной улице он заметил над нижним этажом четырехэтажного дома нужную ему вывеску, обрамленную зазывно помаргивающей неоновой трубкой. Обыкновенный ночной клуб, каких в Нью-Йорке около тысячи. Правда, прежде наш повеса предпочитал самые шикарные "найтклабз", такие, как "Монсиньор", "Эль-Чико", "Шато Генриха Четвертого", "Чардаш", "Венский фонарь", "Латинский квартал", "Копакабана"... МАНКИ-КЛАБ БАР ЭНД ГРИЛЛ АНДЖЕЛО ПИРЕЛЛИ ЭЛЬДОРАДО БИЛЬЯРД ПАРЛОР Такая же надпись красовалась на брезентовом навесе над входом. Джина не смутила наглухо закрытая дверь: в узкой щели меж тяжелых бордовых штор проглядывал электрический свет. Ухватившись за тяжелую медную ручку, Джин потянул на себя массивную на вид, сколоченную из полированного дуба полукруглую желто-охряную дверь. Она оказалось запертой. Джин нажал большим пальцем на кнопку электрического звонка. Не слишком робко и не слишком властно. Приоткрылось вырезанное в двери, забранное железной решеткой окно. Совсем как в фильмах о "ревущих двадцатых годах", о развеселых временах "сухого закона", когда наверняка в барах на этой улице торговали не молочным коктейлем. - Ие-е-е? - вопросительно протянула, блеснув белками глаз, какая-то темная личность. Джин понимал, что многое, если не все, зависело от его находчивости. Мысль лихорадочно работала. - Мне сказали, что я могу сыграть здесь в покер на стоящие ставки, сымпровизировал он, блеснув белозубой улыбкой, совсем такой, как на знаменитой бродвейской рекламе сигарет "Кэмел", на которой улыбающийся красавец пускает огромные кольца дыма. - Кто сказал? - спросил бдительный страж Анджело Пирелли. - Да один парень у нас в Фили, - небрежно бросил Джин, подражая невнятному, слэнговому говору киногангстеров. Страж окинул Джина придирчивым взглядом: явно англизированный филадельфийский "саккер" - простак, маменькин сынок, ищущий острых ощущений в притонах Манхэттена. У такого денег куры не клюют. Что за беда, если Красавчик выпотрошит этого пижона! - Как зовут того парня из Фили? - Пайнеппл Ди-Пиза, он часто играл с Пирелли, - на ходу сочинил Джин, наобум приставив кличку "Пайнэппл", что на жаргоне гангстеров означает "граната", к известной сицилийской фамилии. - Ди-Пиза? - переспросил цербер Анджело Пирелли. - Слыхал, как же!.. О'кей, парень! Только без шалостей, тут респектабельный частный клуб. Джин не спеша спустился по ступенькам неширокой лестницы в старомодный небольшой холл с раздевалкой, в которой висело не меньше двадцати мужских шляп. Повесив свою шляпу, он направился в полуподвальный бар. - Сядь и сиди, пока не позовут! - вдогонку сказал Джину привратник. В нос ударил запах пива, алкоголя и дешевых духов. В мягко освещенном красноватым светом зале - около двадцати столиков на площади примерно в сорок квадратных футов - сидело дюжины полторы мужчин и почти столько же девиц. В силу своей неопытности Джин окинул оценивающим взглядом не первых, а последних. Это были фривольно одетые и сильно накрашенные красотки-блондинки с натуральными или крашеными волосами и "скульптурными" формами. Своих подружек гангстеры неизменно называют по имени Молли. И все же Джин удивился, когда к нему подошла, играя бедрами, одна из "скульптурных" блондинок и весело сказала: - Хай! Я Молли. Ты мне купишь выпить? Сядем за стойку или за столик? Как тебя зовут? - Джеральд... - Поздравляю! Чудесное имя. - Она взяла его за руку. - Мне мартини, а тебе что? - То же самое, Молли. Она повела было его к одному из двухместных столиков в полуоткрытых кабинах вдоль стены, однако он вежливо, но твердо взял курс к стойке с рядом обитых красной кожей высоких круглых табуреток. Там можно было говорить с барменом и, кроме того, рассмотреть в зеркальной стене лица мужчин в баре. Если девицы в этом заведении явно не принадлежали к организации "Герл-скауты США", то и мужчины не были членами общества трезвенников. - Пару мартини, Рокки! - сказала Молли одному из двух барменов в белых форменных пиджаках с блестящими металлическими пуговицами и черными "бабочками". - Мне побольше вермута и льда и поменьше сахара, а тебе, Джерри? - Покрепче - и двойной! - он со шлепком положил на отделанную хромом и пластиком стойку десятидолларовый банкнот. - Джин "Бифитер". Вермут только экстрасухой "Мартини и Росси". С долькой лимона. Отвечая на несложные вопросы Молли, Джин осмотрел бар. Перед барменами стояла целая батарея разномастных бутылок с блестящими никелированными дозаторами. За их спинами играл огоньками, красками и бликами, отражавшимися в зеркалах, необозримый парадный строй бутылей, бутылок и бутылочек, как отечественных, так и иностранных. На специальной полке стоял включенный телевизор. Передавали какой-то старый "вестерн". Долговязый Гарри Купер мчался куда-то на своем голенастом копе... Панно на стенах изображали обезьян, гоняющихся на манер сатиров за голыми нимфами. Судя по потрескавшейся и потемневшей краске, обезьяны и нимфы были написаны безвестным живописцем лет сорок тому назад. Возбужденные морды распаленных орангутангов резко контрастировали с бесстрастными лицами молча пивших в баре "горилл11". Почти все они были на одно темно-оливкового цвета лицо, лицо явно латинского типа. Смуглые, черноволосые, с низкими бровастыми лбами и отливающими синевой челюстями. Тесные темные костюмы из лоснящейся легкой ткани "тропикл" с электрической искрой облегали мускулистые плечи и спины. Почти все сидели с тяжеловесной сосредоточенностью над своими стаканами, словно стремясь проникнуть в сокровенный смысл бытия. Странно и жутковато выглядели эти молчаливые "гориллы" в красноватой полутьме бара, рядом со скалящими рты обезьянами. Джин определенно предпочитал обезьян. Бармен поставил перед Джином и его "помидорчиком12" два фужера с мартини, один - с долькой лимона, другой - с оливкой. Мартини получился излишне водянистым: слишком много вермута и сахара. Бармен тут же со звоном выбил чек за два мартини, положил перед Джином сдачу с десяти долларов. Так делается только в дешевых барах. В "Рэйнджерс" всегда ждут, пока клиент кончит заказывать, прежде чем назвать ему сумму счета. Да, в "Манки-баре" было все как в третьеразрядном "дайве" - кабаке. Вплоть до кетчупа на столиках, календаря с голыми красотками за барменом, джук-бокса - платного автоматического проигрывателя - и сигаретного автомата в углу. - Принеси-ка мне, Молли, пачку "Кул", - попросил Джин, пальцами пододвигая "помидорчику" четвертак. Молли с улыбкой сползла с высокой вращающейся круглой табуретки, обнажив при этом не лишенную изящества ногу до черных кружевных трусиков. - Ничего ножка, - тоном знатока заметил Джин. - Другая точно такая же, - ответила Молли. - Покажи! - Потом увидишь! Вихляя крутыми бедрами и ягодицами, она зашагала на тонких, как стилеты, каблучках к сигаретной машине. - Скажи-ка, Мак, - обратился Джин к бармену, - Красавчик здесь? Бармен хранил такой гордый и надменный вид, словно постоянно помнил, что, по крайней мере, один мэр великой атлантической метрополии - Бил О'Двайер - являлся в начале своей карьеры барменом. - А кому это интересно? - загадочно спросил бармен, окинув Джина быстрым взглядом черных итальянских глаз. Джин пододвинул дюйма на три в сторону бармена пятерку из сдачи. - Да слышал я в Фили от верных ребят, что он большой любитель покера. - Что-то я, парень, не видел тебя тут раньше, - колеблясь, проговорил бармен, вытирая полотенцем блестящий черный пластик. - Как не видел! - усмехнулся Джин, пододвигая пятерку еще на дюйм. - Да уж целых десять минут, как я тут сижу. Я Джерри Кинг из Фили. Ди-Пиза посоветовал мне сыграть тут в покер. - Вот твои сигареты, - сказала, подходя, Молли с пачкой ментоловых. Возьми мне еще один мартини Этот слишком сладкий и выдохся. - Слышал, Мак, что сказала леди? - бросил Джин бармену. - А мне сообрази двойной скотч "Четыре розы". - Я не леди, Джерри, - сказала Молли. Она повернулась на крутящейся табуретке так, что ее обтянутые нейлоном коленки коснулись его бедра. - А вот ты похож на джентльмена. Вдвоем мы составили бы дивный дуэт. Кто-то сунул дайм - десятицентовую монету - в джук-бокс и нажал клавишу с названием одного из последних международных шлягеров. Из мощного динамика полились задорные, разухабистые звуки твиста в исполнении Чабби Чеккера. Давай станцуем снова твист, Как танцевали прошлым летом! - Обожаю Чабби, - со вздохом сказала Молли, - хоть он и негр. Ему, говорят, всего двадцать лет, и он поет сейчас почти рядом с нами - в "Пепермент-лаундж". Вот бы послушать, да туда фиг пролезешь! Джин дотягивал свое двойное виски. В баре вспыхнуло вдруг два или три юпитера. Бармен выключил телевизор. Гарри Купер, онемев, ушел в темный экран, исчез. Из задней комнаты выбежала пухлая молодящаяся блондинка в громадных солнечных очках с оправой в форме крыльев экзотической бабочки, не менее экзотическом "гавайском" пляжном костюме и немыслимо широкой шляпе. - Леди и джентльмены! - объявил хлыщеватый конферансье. - Бимба Брод из Голливуда. Самый большой бюст от -Нью-Йорка до Лос-Анджелеса! Сорок три дюйма! Талия - двадцать два дюйма!... Стриптиз в такой ранний час? Впрочем, когда же еще смотреть стриптиз этим "гориллам"? Ведь все они, наверное, работают в "кладбищенскую13" смену. Семейство человекообразных сразу же оживилось. Черные маслины глаз следовали неотступно за "стрипершей". Залоснились потом смуглые невыбриваемые лица Джин и тот, вращаясь, описал полкруга на табурете с новым стаканом в руке - Тебе нравится эта корова? - ревнивым шепотом спросила Молли, дохнув на клиента запахом сен-сена. - Видали мы "помидорчиков" и поаппетитнее, - ответил Джин, вспоминая стриптизы лондонского Сохо, парижского Пляс-Пигаля, Копакабаны, и Лангегассэ, и других столиц ночного мира. "Стриперша" явно уповала не столько на свои перезревшие прелести и искусство танца, сколько на голую психологию. Впрочем, именно это и требовалось ее зрителям. Джин не удостоил бы ее и взгляда, если бы не привычное чудо, совершавшееся где-то в глубине его естества: охлажденное кубиками льда виски приятно скользнуло вниз, и вот словно расцветали внутри "Четыре розы", излучая блаженное тепло, и радость, И благолепие, лаская душу и сердце. Все сказочно менялось перед глазами: громилы-мафиози превращались в добродушных симпатичных парней, бар становился волшебным гротом, а вульгарная "стриперша" - прекрасной наядой, чье тело светилось розовым жемчугом. Эти первые симптомы эйфории заставили Джина вспомнить о деле и о том, что спешить с выпивкой не следует. - Слушай, Молли! - сказал он, чувствуя руку "помидорчика" у себя на бедре. - Мне обещали, что я сыграю с Красавчиком. Он еще не пришел? - Красавчик заканчивает свой ленч, - ответила Молли, не спуская глаз со "стриперши", медленно раздевавшейся под твист, и поглаживая Джину бедро. Утром играл в пул, а после ленча начнет в покер. А ты Не купишь мне шампанского, Джерри? Пластинка Чабби Чеккера кончилась. Кончился и первый акт двухактного номера. "Стриперша" осталась в одном красном в белую крапинку бикини. Словно переводя дух, джук-бокс вдарил шейк. Динамически вращая тазом, животом и бедрами в такт бешеной музыке, вспотевшая блондинка неутомимо трясла всеми своими загорелыми прелестями "Стриперша" дразняще медленно расстегивала на спине пуговицу верхней половины бикини. "Гориллы" жадно подались вперед. Кое-кто, в ком сильнее заговорила горячая кровь неаполитанских или палермских предков, привстал. Один "горилла" судорожно глотнул У другого слюна, пузырясь, потекла по вороненому подбородку. А джук-бокс наяривал: Итси битси, тини вини, Иеллоу полка - дот бикини! Молли взяла ладонь Джина, поднесла ее к губам - Ты меня обманываешь, Джерри! - щебетала она. - Ты часом не из этих, не "маргаритка"? Какой-то мафиози бросил к напедикюренным ногам женщины, бившейся в пароксизмах симулированной страсти, свернутую трубочкой пятидолларовую бумажку. Пример оказался заразительным. Со всех сторон посыпались зеленые трубочки Чтобы не отстать от других, Джин свернул в трубочку и швырнул "стриперше" десятку. Прибегая к этому у