ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
ПОСЛЕДНИЙ РЫВОК
С той же закономерностью, с какой солдату снятся сны солдатские, шпиону снятся сны шпионские. Джину в ночь после ареста снился сон необыкновенный - многосерийный, цветной, широкоформатный... : Первая серия Это был экспресс новейшего типа с кондиционированным воздухом, с белыми шторками, расшитыми украинским орнаментом; с голосистыми кареглазыми проводниками и даже с ночным чаем: Американская медицинская выставка переезжала в Киев. Джек Цадкин и Лестер Бивер ехали вдвоем в одном купе. Джин ехал один. В международных вагонах поездов такого класса купе рассчитаны максимально на двоих. У Джина был хмурый, похмельный вид, и его приятели определили это состояние как "недобор". - У меня есть бутылка виски, - любезно предложил Джину Цадкин. - "Старый дедушка"! - А у меня русская водка, - устало сказал Джин. - Что с вами, коллега? - Набросался. - Как это понять? - Жаргон. По-русски это означает: набросал много рюмок спиртного в свою топку. - Вы, однако, смею сказать, безупречно подкованы, коллега, - съязвил Цадкин. - Вы мной недовольны, Джек? - В голосе Джина по-прежнему чувствовалась усталость. - Я, собственно, на выставке с вами почти что не встречался. У вас, видимо, были дела поважней. - Давайте лучше выпьем, Цадкин. Ваши корни, кажется, тоже уходят в эту землю? - В принципе да. Третье поколение. - О'кэй! Предлагаю русский стол. Приглашайте Бивера. Поезд тронулся. В глубине перрона рядом с выходом Джин заметил рослую фигуру Лота. Мимо него с рюкзаком за плечами пробежал, по-видимому, опоздавший. Джин стоял у открытого окна. Он подался вперед и увидел, как человек с огромным рюкзаком за плечами легко вскочил на подножку последнего вагона. "Отчаянный парень", - подумал Джин и перевел взгляд на дверь, ведущую из закрытого перрона в город, - Лота уже не было. Не было, естественно, на перроне и Тони. Не было и не могло быть. Тони теперь не будет в его жизни никогда. "А я? Куда я еду? В какую ночь? Кому нужны тени прошлого в чужом парке?.." "Тень, бросающая свет", - пришла на ум чья-то ироническая фраза. "Луч мглы" - есть такая джазовая пьеса. - Где же обещанное? - услышал Джин голос Бивера. - Все будет. Он накрыл стол, вывалил все свои запасы. Кроме "рашен водки", красной икры и бородинского хлеба, была даже вобла в высокой жестяной банке. - Ладно, давайте выпьем! - примирительно сказал Бивер. - За Джина! За его сокрушительные "Эй-даблъю-оу-эл5"! - воскликнул Цадкин и поднял руки. - А я пью за его сверхурочную работу. За его неусыпную, неуемную деятельность на выставке, - на полном серьезе произнес Бивер. - За женщин Джека Цадкина! - Джин сделал вид, что воспринимает все как должное. - Пьем хоть за что-нибудь, - взмолился Бивер. А потом Джин попытался приучить своих коллег к вобле. - Икра лучше, - сказал Лестер. - Может, эта вобла просто пересушенная, - смягчился Цадкин. - Один знаменитый русский поэт сказал, что водка и вобла бывают только хорошими или очень хорошими, - процитировал Джин. - Мне это изречение понравилось, и я иду спать, - заявил Лестер. Бай-бай! Он вышел из купе - Пойду, пожалуй, и я... - Прошу вас задержаться на секунду. - Джин нахмурился. Стал серьезен. Он выдержал небольшую паузу, как бы невзначай выглянул из купе, закрыл дверь, налил себе и Цадкину. - Я больше не пью, - сказал Цадкин. - В таком случае пригубите. Джин включил вентилятор. - Джек, со мной все может случится. Прошу вас не задавать мне вопросов и ни при каких обстоятельствах не поднимать паники. Ни сейчас, ни потом. Вы ничего не знаете, не знали и не узнаете. Вообще-то, не пугайтесь. Просто мне захотелось посетить свое родовое гнездо - "Nest of the Gentry"; поклониться праху предков. Другого такого случая может не быть. Это имение Разумовских... Ваше здоровье, Джек! Цадкин поглядел на Джина не то с тревогой, не то с сожалением. - Вобла остается мне? - Если хотите. - Хочу. - Она ваша. Джин завел будильник крохотных часов, которые вставляются в ухо и звенят тихо, закрыл купе, включил вентилятор и, не раздеваясь, уснул. Вторая серия В Харькове он сошел за пять минут до отхода поезда, в тот момент, когда его проводника позвал к себе начальник поезда. На перроне было пустынно Уже разошлись пассажиры, и носильщики, и даже почтовики, обслуживающие первые два вагона с посылками и почтой. Ночной вокзал жил, как обычно в эти часы, тихо и дремотно. На скамейках спали жители пригородов, ожидающие ранние поезда. Клевала носом буфетчица, в служебной каморке ночного буфета охотилась во тьме кошка. Джин долго уговаривал таксиста подвезти его в сторону Полтавы. - Неужели не понимаешь, не положено ехать за черту области, - отбивался таксист. - Мать умирает, - уговаривал его Джин. - Ты ведь русский человек. - А ты? - И я русский. Что ж ты тогда не понимаешь слова "не положено"! Тут проколом или талоном не отделаешься. Тут права отдай, не греши. - Может быть, вы повезете? - обратился Джин к другому таксисту. - Я вам оплачу по счетчику обратный путь и еще десятку накину. - Хоть золото давай - не поеду. Что мне, баранку, что ли, крутить надоело. Вон частника уговори. Может, он поедет. Частник согласился не сразу, но оговорил цену, попросил деньги вперед и, главное, предупредил: - Скажешь - брат, понял? К братану, скажешь, в отпуск приехал. А я его корешок. Домами живём рядом... И на бензин прибавь... Они долго ехали молча. Дорога была хорошая. Новое шоссе. Скорость восемьдесят-сто километров в час. - Спать хочешь? - спросил шофер. - Да. - Ну, спи. Я разбужу. В случае чего - скажешь, что тебе говорил. Бывает. Иной раз троих клиентов везешь - обходится. А иной раз - сам едешь, не пил, не ел. Остановят - и давай права качать. Все зависит от того, на кого нарвешься. Да! Не слыхал, кто выиграл - "Шахтер" или "Пахтакор"? - Не слыхал... "Надо завязать узелок на память", - подумал Джин. Чему только не учили его ньютоны ЦРУ; а про футбол забыли!.. Они проехали шесть километров по проселочной дороге и свернули к райцентру - Грайворон! - сказал шофер. - Райком направо, совхоз "Красный куст" налево. Богатый совхоз, сады, ставок с зеркальным карпом, а главное парк, Там теперь, в том парке, академический заповедник. До революции, говорят, там имение было шикарное, каких-то дворян, сейчас не помню.. - Гриневых-Разумовских, - проговорил Джин. Вдали, над деревьями, висела круглая красноватая луна. Машина уехала Пыль, взбитая шинами машины, осела. А Джин все еще стоял с чемоданом на земле своих предков, один на один с собою. Третья серия Быстрыми деловыми шагами Джин шел по шоссе Все вокруг, весь пейзаж, за исключением этого бетонного шоссе да линии высоковольтной передачи, соответствовали рассказам отца, снимкам, рисункам, его мысленным прогулкам по "родине предков". Поселок скоро остался позади. Впереди поблескивали под луной медленно текущие воды. "Вот и Ворскла, - подумал Джин. - За мостом через сто метров поворот к усадьбе. Что там сейчас?" Деревья за мостом стояли плотной черной стеной. Может быть, теперь уже нет здесь никакого поворота, а парк превратился в дикий лес? Поворот оказался на месте. От шоссе отходила грунтовая дорога, петляющая среди высоких деревьев. Джин пошел по ней из тени в свет, из тени в свет и скоро увидел прямо перед собой, словно выплывший из детского сна, ярко освещенный луной въезд в родовое поместье: белые башенки, похожие на солдат в нахлобученных жестяных касках, свернувшихся львов, чугунную решетку ворот. Все это выглядело под луной как гигантский негатив знакомой с детства фотографии из семейного альбома. Не хватало только фигуры молодого отца в военном мундире и опершейся на его руку княжны Мещерской, его первой невесты. Джин осторожно приблизился. На воротах висела табличка: "Парк-заповедник Академии наук Украинской ССР". За воротами начиналась широкая аллея. В полусотне метров от аллеи среди стволов блестели стекла спящего домика. Вокруг не было ни души. Стояло полное безмолвие, только из Грайворона изредка доносился приглушенный расстоянием лай собак да шелестели под тихим ветром деревья. Он толкнул рукой ворота: они оказались незапертыми. Джин пошел по аллее. Здесь должны быть скульптуры: Пан, Аполлон, две менады... Сколько раз в детстве он мысленно проделывал этот путь от ворот к красивому дому с колоннами и широкими окнами!... Ни дома, ни скульптур не оказалось. В том месте, где, по расчетам Джина, должен был быть дом или хотя бы остатки фундамента, были разбиты клумбы и расставлены скамейки для отдыха экскурсантов. Был здесь также столб с направленными в разные стороны фанерными стрелками: "В корабельную рощу", "Итальянские сосны", "Кедры", "Исторический дуб", "К цепному мосту". Джин сразу узнал этот цепной мост, перекинутый через один из рукавов пруда. Он вступил на закачавшиеся доски, над головой тихо скрипнули цепи. Середина моста была освещена луной, и, когда он вышел из тени, ему показалось, что кто-то следит за ним из чащи парка. В два прыжка он пересек мост, бросился на землю, уткнулся лицом в пахучий мох, замер. Над ним поскрипывали ветви гигантских сосен, иногда вскрикивали ночные птицы... подозрительных звуков не было, Он поднял голову, раздвинул папоротники. Сосновая роща, вся в пятнах лунного света, проглядывалась насквозь. Она была пустынна. Он знал и эту рощу и знал, что дальше за ней находится холм, а на нем родовой некрополь Гриневых-Разумовских или то, что осталось от него. На вершину холма вели стертые годами каменные ступени. За оградой некрополя матово отсвечивали под луной массивные кресты из темного мрамора, ясно различался контур скорбного ангела на крыше склепа. Джин вошел в склеп, включил фонарик. Тонкий луч заскользил по стене. "Сережа+ Марина = любовь, дружба, верность", "Здесь были мотоциклисты ХПИ", "Мишка, ждем тебя на аэродроме к рейсу 17.30", - прочел Джин. Луч опустился на надгробие. Ближе к входу были две темные плиты. На одной из них была выбита надпись: "Его превосходительство генерал-майор кавалер Станислава и Анны Николай Владимирович Гринев". Здесь лежал дед Джина Грина, агента № 014. На другой было начертано: "Анна Дмитриевна Гринева. урожденная графиня Разумовская". Здесь лежала бабка Джина Грина, агента № 014. В головах у могил этих людей, проживших вместе долгую счастливую жизнь, на бронзовой доске Джин прочел, вернее вспомнил, полустертую надпись: "И затопили нас волны времени, и участь наша была мгновенна". Дед увлекался поэзией, и эта фраза была взята отцом из оставшихся после него тетрадей. Джин шагнул в глубину склепа, пошарил фонариком и увидел в углу то, что так интересовало его милого Друга Лота, - надгробную плиту своего прадеда кирасирского полковника графа Ивана Разумовского, героя Крымской и Балканской кампаний. Массивный бронзовый крест стоял в головах могилы. Джин взялся за перекладины креста, попытался его повернуть. Крест был неподвижен. Он вышел из склепа и отсчитал пятнадцать шагов точно на север. Остановился он прямо возле ограды некрополя, между вторым и третьим мраморными столбами. Здесь он вынул из сумки складную лопатку и начал копать. Через некоторое время лопатка стукнулась о металл. Джин посветил фонариком и увидел ржавую железную скобу. Надев перчатки, он взялся за скобу и потянул ее на себя. Послышался довольно сильный скрежет, скоба подалась. Джин отвел ее до упора, прижался к ограде, огляделся - все было спокойно. Тогда он побежал обратно к склепу. Скорее, скорее окончить это проклятое дело, скорее выбраться отсюда, вернуться, подать заявление об отставке, вырваться из под власти Лота, попытаться... Стоп, сначала закончи все, потом... сейчас не время... как ты вырвешься?.. В конце концов Лот поймет... ведь были же вы прежде друзьями... если ему нужен этот чертов тайник - пожалуйста, а тебя пусть оставят в покое... Он обхватил руками крест над гробом кирасирского полковника, нажал плечом. Крест начал тяжело поворачиваться, а вместе с ним, только в другую сторону, начала поворачиваться мраморная плита. Отвернув крест до упора, Джин снова включил фонарик. Под ним на глубине двух метров лежали останки графа. Тускло блеснули под лучом лежащий на груди скелета кирасирский шлем и эфес сабли. В полуметре от истлевшего гроба находилась небольшая ниша с металлической заслонкой. Джин взялся за ручку заслонки - она была прикрыта липкой окисью. Он отбросил заслонку, нащупал другую ручку и, напрягая все мускулы, вытащил из тайника небольшой, но очень тяжелый сейф походного типа. Все оказалось так, как рассказал Лот. Джин извлек из своей сумки специально приготовленный брезентовый чехол с кожаными ремнями, надел его на сейф, затянул ремни. Теперь сейф был похож на обыкновенный увесистый чемодан в чехле. Джин снова налег грудью на крест, повернул его, плита встала на свое место. В склепе Гриневых-Разумовских вновь воцарилось спокойствие. В последний раз он провел лучом по могилам предков, потом, движимый каким-то неясным, незнакомым чувством, поклонился могилам как-то нелепо, боком. Он поднял чемодан, вышел из склепа, подошел к ограде, опустил скобу, быстро забросал яму землей, положил сверху дерн, собрал охапку прошлогодних листьев, и вдруг мгновенное предчувствие пронзило его. Он повернулся - прямо за его спиной стоял бородатый верзила с поднятым для удара ножом. Джин ударил человека ногой в живот, перехватил руку с ножом, изо всех сил рванул на себя. Хрустнули суставы, раздался дикий вопль, тело верзилы тяжело бухнулось на какую-то мраморную плиту за спиной Джина. Тут же он заметил, что другой человек уже выбегает за калитку некрополя с заветным чемоданом в руке Он бросился за ним. Человек мелькал между сосен, раздирая кустарник, катился под уклон холма. Обернувшись, он выстрелил в Джина. Джин бросился за ствол сосны. Второй выстрел сорвал кору в пяти сантиметрах от его щеки. Присев, Джин выглянул из-за ствола, увидел тень человека с чемоданом внизу в лунном пятне, увидел, что он поднял руку с пистолетом и выстрелил уже в другую сторону, прямо вперед, увидел мелькнувшую из кустов еще чью-то тень, мгновенную рукопашную схватку, после которой пистолет отлетел в одну сторону, чемодан в другую, одно тело бесчувственно рухнуло в траву, а второе стремительно побежало вверх - к нему. Не отдавая себе отчета в происходящем, зная лишь, что чемодан должен быть в его руках, а помощи ему ждать неоткуда, Джин ринулся навстречу бегущему, столкнулся с ним, сделал отвлекающий финт левой рукой, а правой ребром ладони ударил по горлу. В этот же миг он почувствовал, что рука его попала в стальные тиски, а тело отделилось от земли. Пролетев несколько метров, Джин ударился головой о ствол сосны и потерял сознание. Он не слышал топота многочисленных ног, криков команды, не видел, как пронесли из некрополя стонущего бородача, как по аллее подъехала военная машина, и очнулся только тогда, когда вокруг него собралась вся оперативная группа... - Очнулся, Марк? - спросил его знакомый голос, и он увидел прямо над собой голубые глаза Васи Снежного Человека. - Что же ты не последовал моему совету и взялся шарить по могилам? В горы надо было идти, старичок, в горы. Только в горах можно до конца познать себя..