— Будете есть-пить? — спрашивает рабыня.
— Оставь поднос и иди отсюда! — грубо отмахивается от неё придворная чародейка.
— Я слышала, что Кэнти Лучезарный разбил армию нашего царя, — ставя поднос на пуфик, с наигранной печалью в голосе проговорила рабыня. В глазах её при этом поблескивали искорки радости. — Враги на подходе к городу. Вам бы спрятаться или уйти по тоннелю…
«Сейчас кому-то глаз на жопу натянут, но этим кем-то буду не я», — говорил взгляд рабыни.
— Успею.
Пожав плечами, рабыня направилась к выходу из покоев, когда она уже положила руку на массивную дверную ручку, чародейка её окликнула:
— Мазика!
Рабыня замерла, обернувшись в пол-оборота. На лице появилось удивление. Видать, госпожа никогда её не называла по имени.
— Чем-то могу ещё быть полезной?
— Ты хочешь, чтобы твой сын поправился?
Смуглая рука соскользнула с дверной ручки. Рабыня мигом переменилась в лице, ссутулилась. Мелкими шажками подойдя к Одджит, опустилась на колени.
— Откуда вы знаете про моего сына?
— Некогда мне вдаваться в такие подробности. Так ты хочешь, чтобы он поправился?
— Да, — подняв глаза на чародейку, ответила Мазика. — Очень хочу.
Одджит подошла к большому шкафу из белого дерева, достала из него мензурку с зеленой жидкостью. Эту жидкость она вылила в бокал и протянула его рабыне.
— Ты должна это выпить сейчас. А когда стемнеет, нужно поцеловать сына в лоб и сказать: «Болезнь, уйди»! Уже завтра Косей поправится.
Пробежавшая по лицу рабыни тень сомнения улетучилась, едва она услышала имя сына. Мазика решительно взяла бокал и выпила его содержимое.
— Чего ради вы так… - рабыня не закончила, упав на пол без чувств, громко стукнувшись головой.
— Какая же ты дура, — произнесла чародейка, наливая себе в бокал той же зелени, усаживаясь за столик и открывая всё ту же толстую книгу. Начала читать вслух, водя пальцем по строчкам.
— Она делает обмен телами. — Голос Джины заглушил бормотание чародейки. Андрею подумалось, что Джина специально отвлекла его, чтобы он не запомнил слова заклинания. Это же магия, а не игрушка. — За свою жизнь она это делала очень часто. Именно так Одджит дожила до наших дней. В последнем теле застряла надолго, так как нужна была магическая энергия, которой был заряжен кувшин. Поэтому она тебя и обхаживала…
Чародейка замолчала, залпом осушила бокал и рухнула на пол вместе со стулом. Несколько секунд не происходило ничего, после чего изо рта рабыни и госпожи вылетели белые сгустки, похожие на облака пара. Сгусток изо рта Одджит залетел в рот рабыни, а сгусток из тела Мазики всосала в себя чародейка.
Грудь рабыни стала подниматься вверх и опадать. Её веки затрепетали, и она приподнялась на локтях, осматривая себя.
— Получилось, — Одджит в теле Мазики поднялась, взяла со стола тол-стую книжку, закрыла её и сунула себе под мышку. Опрометью бросилась прочь из покоев, с грохотом захлопнув дверь. Через минуту дверь открылась. Андрей подумал, что чародейка в спешке забыла какую-то важную для неё вещь и вернулась за ней, но в покои вошел царь. На Ахома было страшно смотреть: голова разбита, слипшиеся, красные от крови волосы свисают паклями; правый глаз болтается на кровавой ниточке, кровь из глазницы заливает пол-лица, кровь сочится и сквозь пластины доспехов. Некогда богато украшенные доспехи царя были изрядно пробиты во многих местах и помяты. Глядя на него, можно было подумать, что именно так выглядит человек, попавший под несущийся на полной скорости самосвал. Царь сильно прихрамывал на левую ногу и при ходьбе опирался на меч в ножнах, как на трость. Шаркая, он шел по зале, оставляя за собой кровавые следы. В тот самый момент рабыня в теле Одджит зашевелилась. Она приподнялась на локтях, беззвучно выругалась на своем языке. Заметив царя, вскочила, подбежала к нему и упала на колени, низко склонив голову.
— Зачем ты мне злом за добро отплатила, а? — Ахом вынул меч из но-жен.
— Я не понимаю вас, великий царь.
— Вместо того, чтобы сделать мою армию неуязвимой, ты наслала проклятие на неё! — Царь обхватил двумя руками рукоятку меча и поднял меч над головой.
— Я всего лишь рабыня, — не поднимая головы, произнесла Мазика. — Не умею насылать проклятия. Это умеет только Одджит.
— Одджит, как смеешь ты издеваться надо мной? Ты не боишься смер-ти?
Рабыня вдруг посмотрела на свои руки, на платье. Потом начала хлопать ладонями по своему телу, будто пытаясь сбить с него пламя.
— Нет! — закричала она, вскакивая и подбегая к зеркалу. Когда она посмотрела на своё отражение, лицо её перекосила гримаса ужаса. — Нет! Нет!.. Одджит заколдовала меня…