А что касается чтения мыслей, тут тоже всё было просто: кувшин, к которому всё ещё была прислонена ладонь Андрея, посылал ему до такой степени яркие зрительные образы, что ему и без слов всё было понятно. Он не только понимал, о чем думает Абдулазиз, но и чувствовал всё, что ощущал араб, дышал с ним одним воздухом. Они были словно связаны какой-то невидимой нитью, связью, которую можно назвать телепатической, а можно назвать судьбой. Джина тоже была связана и со Светловым, и с Абдулазизом этой нитью. Но она-то была духом, лишенным тела, загадочной сущностью, и для неё это было чем-то нормальны, в то время, как Андрей был человеком, мужчиной из плоти и крови, живущем в двадцать первом веке, который где-то в глубине души принимал всё происходящее с ним за сон и боялся проснуться в «дурке», одетым в смирительную рубашку. Он даже отчетливо видел толстомордого санитара в белом халате, который смотрит на него, пристегнутого к больничной койке, сверху вниз и говорит: «Что, приятель, допился? Сейчас мы тебе сделаем укольчик, и ты у нас станешь тихим и добрым… Овощем! Ты станешь овощем».
— Ты не попадешь в психбольницу. — Голос Джины, отдающийся эхом в голове Андрея, разорвал в клочья образ мордастого санитара, койку и смирительную рубашку. — Я не допущу этого.
«Дурку» и санитара Светлов представил отнюдь не случайно. Об этом думал. Увы, одними магнитами дело не ограничилось. Хитрый торговец умудрился «впарить» Андрею такой же, как у него белый платок и такие же шлепки, но всеми силами старался гнать эти мысли из головы, говоря себе, что всё будет хорошо, всё обойдется. Но он так сильно переживал свои неудачи в бизнесе и так хотел восстановить всё то, что было при его отце, что был на грани умопомешательства. Иногда ему приходили в голову мысли о самоубийстве, но эти мысли его страшили даже больше, чем смерть от голода в придорожной канаве.
Всё шло из рук вон плохо, катилось по наклонной плоскости всё быстрее и быстрее, пока в один прекрасный момент на крытый рынок не зашёл Андрей.
Он увидел себя со стороны — небритого, с глупой улыбкой на лице, в дурацкой кепке, в мятых шортах, в цветастой рубахе. Смешно шлепая сланцами по полу, и вертя во все стороны головой, он был сильно похож на гуся. Кувшин, стоящий тогда под прилавком, радостно засветился всеми цветами радуги, и Абдулазиз понял, что тот олух, которому он всучит кувшин, пришёл. Вот он! Вот тот самый человек, которому он отдаст кувшин, а вместе с ним все свои горести и несчастья.
Абдулазиз ни на йоту не сомневался в том, что Светлов будущий хозяин кувшина, а потому прежде, чем отдать ему кувшин, продал тому магниты, платок и шлёпки. Кувшинчик был подан «на десерт». Хотя Абдулазиз готов был отдать его бесплатно, он всё же поторговался и вытянул за него из Андрея десять долларов. Для него это была небывалая удача. Давно ему так не везло. Это был самый счастливый день с того самого момента, как умер Гани Гафур. И, начиная с того дня, жизнь Абдулазиза стала налаживаться. Туристы со всего мира игнорировали другие торговые палатки и валом шли только к нему, покупали только его товар. Деньги потекли рекой…
Джина отпустила руку Светлова. Магическая цепь разомкнулась, и картинка пропала. Они снова сидели в беседке. Перед Андреем стоял кальян, но ему почему-то больше не хотелось его курить.
— У него сейчас всё хорошо, — задумчиво произнёс Андрей, глядя на Джину. — А ты уверена, что меня не постигнет участь тех, кому кувшин не принёс ничего, кроме горя?
— Абсолютно. — Судя по её глазам, по уверенности в её голосе, говорила она чистую правду. — А ты сам-то вспомни, было ли что-нибудь в твоей жизни плохое после того, как ты стал хранителем кувшина?
Андрей попытался вспомнить, но не смог. Получалось, что она права. Действительно, всё было хорошо, за исключением этого Нового года.
— Ну, — Светлов снова засунул мундштук кальяна в рот, хотя не хотел курить. Это произошло как-то машинально, автоматически. Затянувшись, он ещё раз прокрутил в голове события новогоднего вечера. — Из окна выпал кот, упал на голого мужика, тот упал на Одджит. Мы поссорились с Настей, я выпал из окна… Но, если я сейчас не в коме и не на том свете, то получается, что я в полном порядке. Только для того, чтобы понять, что это так, нужно проснуться.
— Логично, — Джина взяла из его руки мундштук и тоже затянулась. Когда выдохнула, из её рта вырвался дым в форме большой бабочки, который поднялся под потолок и остался висеть там, медленно тая. Вернув мундштук на место, в рот Светлова, она продолжила: — Да не в коме ты, поверь мне!.. Я знаю, что тебя немного испугало моё появление, но без огненного представления, которое ты видел, нельзя было обойтись. Мне ещё пришлось насильно притянуть тебя к себе, чтобы ты не сбежал. Это нормально. К тому же, ты не пострадал, а только, как ты любишь говорить, обделался легким испугом… Что касается кота, так это был не кот, а мужчина, которого Одджит превратила в кота и подкинула его твоей матери. Она знала, что твоя маман рано или поздно отдаст кота тебе. По её коварному плану, если бы ты не отдал ей артефакт добровольно, она бы расколдовала мужичка, и тот бы задушил тебя ночью, забрал бы кувшин и отдал ей… Это мне сосуд поведал. Не знаю, как ты этого не увидел?