И мы договариваемся между собой:
— Даниэла, ты берешь на себя всех женщин.
Эудженио разочарован:
— Это что же, ко мне не прикрепят ни одной хорошенькой девчонки?!
Я сегодня занят — играю свою рольку, Ардуини освобождает меня от функций «регулировщика».
Все эти месяцы работы над фильмом — мне кажется, нет, я в этом уверен — нормальная связь с внешним миром у меня прервана.
Парламентские выборы, референдум, мафия, каморра, стихийные бедствия, президент республики — обо всем этом я слышал лишь краем уха, если вообще слышал.
Я стал дикарем: не смотрю телепередач, не читаю газет и как бы выпал из круга лиц, обычно хорошо информированных.
Я безвольно погружаюсь в эту жизнь — сплошное сновидение, — и она заполняет весь мой день.
Вечером, вернувшись домой, я думаю о Джинджер. О том. что она скажет завтра Фреду. О тех, с кем они встретятся утром в гримерной или в баре телестудии.
А как же реальная действительность? Она подождет.
— ...Что в городе?
— ...Всеобщая забастовка. Все остановилось.
— ...А я ничего об этом не знаю?!
— Так о ней же говорят уже больше месяца. Ты что, газет не читаешь?
— ...Как же я теперь вернусь домой, если метро не работает?
Джинджер и Фред танцуют, отдавшись бередящим душу воспоминаниям. «Let's face the music and dance[12]».
Джульетта и Марчелло вполголоса обсуждают фигуры танца.
— Степ — два раза, поворот, вальс, потом ты идешь за мной. Так. Выход слева, дай руку и держи меня крепче. Ты понял, Марче?
Маэстро весело наблюдает за ними:
— Вы прямо как школьники...
Его все это так забавляет, «подсказки» Джульетты так ему нравятся, что он решает включить их в контекст нашей истории.
Работа продолжается. Оба актера с головой ушли в имитацию танца двух американских знаменитостей.
Горечь воспоминаний, движения невпопад, бисеринки пота на лбу. Запыхавшийся Марчелло вдруг теряет равновесие и шлепается на пол.
— ...Марчелло, как ты здорово упал...
Сценарным планом это не предусмотрено. Но Фред будет падать и падать — столько раз, сколько потребуется для дублей. Веселье охватывает и нас, участников съемочной группы, присутствующих на спектакле в спектакле.
Между тем заключаются пари о финале картины:
— Джинджер и Фред теперь ни в жизнь не расстанутся!
— А я говорю, расстанутся!
У главного осветителя, которого тоже зовут Марчелло, сомнений нет:
— Вот увидите, они заключат контракт с телевидением и прославятся не меньше, чем Пиппо Баудо и Карра[13].
Не обходится и без человека, информированного лучше всех:
— Ты только никому не говори: Джинджер и Фред поженятся. Вчера утром мне сказал по секрету сам маэстро. На что спорим?
Феллини изливает душу
Сначала я кое-как пытаюсь изобразить фломастерами некую общую идею, потом к лицу, которое я отобрал, подгоняется костюм, наиболее полно позволяющий выявить особенности типажа.
Очень важно, чтобы костюм не заслонял собой лицо, а еще больше подчеркивал его индивидуальные приметы.
Данило Донати все это хорошо известно, и, приступая вместе со мной к работе над новым фильмом, он первым делом бросается на Порта Портезе[14] и опустошает там все лавочки, накупает целые грузовики всякого тряпья и превращает нашу костюмерную в огромную ярмарку, где можно найти все. Он прекрасно знает, что я могу примерить хоть тридцать пальто одной статистке или сорок шляп человеку, который и появится-то на экране всего лишь на мгновение.
Потому что эти лица, эти шарфы, шляпы — колорит фильма.
Нужно, чтобы персонажи выглядели убедительными прежде всего в моих глазах, чтобы я в них действительно увидел людей, с которыми могу встретиться, выйдя утром из дома.
Но ни к веризму, ни к натурализму это не имеет никакого отношения. Здесь, скорее, экспрессионизм — максимум экспрессии, выразительности. Это лицо, этот нос, эти глаза могут иметь только такие вот дополнительные признаки, то есть только этот шарф, и никакой другой, этот галстук, такие вот мятые брюки, такие носки.
Мои слова могут, вероятно, навести на мысль о капризах или причудах сумасшедшего. Но это не так.
Такая твердая позиция мне нужна прежде всего как психологическая опора, тем более что и мне самому порой тоже приходится изворачиваться и когда нужно для дела — даже отрывать себе рукав, портить пуловер.
Феллини размышляет об актерах