Тон его ясно давал понять, что самая опасная вещь в этой комнате – он, Симон. Джинкс пытался придумать правдоподобное объяснение своего вторжения сюда – что-нибудь связанное с кошками… пожалуй, так. Однако открыть рот и заговорить он не мог: по губам ползали осы.
– Любознательность в природе человека, – сказала София. – Ты не можешь винить его за это.
– Вообще-то могу. И если ты хочешь и дальше совать нос в мои дела, может быть, тебе стоит переехать сюда на жительство?
– Я не хочу жить в этих краях, – ответила София. – Тут слишком холодно. И не надо смеяться над моим носом.
Оса пробралась по шее Джинкса за затвердевший воротник рубашки.
– Я ни слова не сказал о твоем носе.
– Ты сказал, что…
– Это просто оборот речи!
Теперь оса перебралась Джинксу на нос. Та самая, что в глаз заглядывала, – она прошлась по щеке, и сейчас Джинкс смотрел на нее, скосив глаза. Другая, заползшая под рубашку, прогуливалась по ключице, и каждый ее шаг обострял предчувствие нового укуса. В уже ужаленных местах пульсировала боль. Джинкс изо всех сил старался внушить Софии, чтобы она перестала пререкаться с Симоном и вспомнила о нем, Джинксе, – он был совершенно уверен, что без понуканий Софии Симон никогда его не разморозит.
– Симон, будь любезен, разморозь ребенка, – сказала София.
Повисла пауза, в которой чувствовалось что-то вроде пожатия плеч.
– Ну, раз ты так вежливо просишь… – наконец, произнес Симон.
Одежда Джинкса снова обмякла. Однако он как стоял, так и стоял. Не хватало еще ос разозлить.
– Он даже не шелохнулся, – сказала София и шагнула к нему. – Джинкс, с тобой все в поряд… Ой! Симон, ребенок весь покрыт осами!
– Нечего было осиную банку открывать, – отозвался Симон.
– Ты держишь ос в банке?
– Ну, не так чтобы держу… – ответил Симон тоном, говорившим, что объяснять это слишком долго.
– Немедленно убери ос с ребенка!
Новая пауза, Джинкс понял: Симон окидывает жену долгим, неторопливым взглядом, в котором так и кипит гнев.
– Ну хорошо, прошу тебя, убери с ребенка ос, – произнесла София. – Будь так любезен.
Осы разом снялись с Джинкса – даже та, что бродила под рубашкой, жужжа, выбралась наружу, – и просто растворились в воздухе.
– Зачем ты открыл сосуд, Джинкс? – спросила София, нагибаясь, чтобы поднять его с пола. – Тут же сказано: «опасно».
– Любознательность в природе человека, – заметил Симон.
– Я не слышал, чтобы он это говорил, – ответил Джинкс.
– Как-как? – София подняла сосуд к глазам Джинкса и потрясла. – Вот здесь написано: «Опасно» – большими красными буквами.
Она обернулась к Симону:
– Это что же, ребенок читать не умеет?!
Раскаленное добела пламя гнева, которое она метнула в Симона, ошеломило Джинкса.
– В Урвальде грамотность не в почете, – ответил Симон.
– Ты ничем не лучше всех остальных! Скрывать знание! И у тебя здесь все-таки не Урвальд!
– Разумеется, Урвальд, – с горечью сказал Симон. – Думаешь, мне позволили бы поселиться где-нибудь еще?
– Волшебники умеют читать, – заявила София. – И ты умел читать еще до того, как пришел в Самарру искать ответы на все свои магические вопросы. Знание – сила.
Она бросила ему эти два слова как вызов, и они повисли в воздухе, держась на восходящем потоке ее ярости.
Волны гнева так и гуляли по комнате, и пусть в этот момент направлен он был не на Джинкса, у мальчика все равно заболел живот. Слова «знание – сила» стояли перед мысленными взорами Симона и Софии, и Джинкс чувствовал: слова эти слишком колки и горячи, чтобы к ним можно было притронуться.
– Ты думаешь, что я ничем не лучше их, – произнес, наконец, Симон. – А они думают, что я хуже.
– Конечно, я так не думаю, – возразила София. Голос ее дрожал. – Но если ты не научишь мальчика чтению… ну, ведь именно так они и поступили бы. Они считают, что неведение – это так очаровательно, когда невежды – не они сами.
Что это еще за чтение такое, Джинкс не знал. Лучше бы София велела Симону научить его волшебству. Но этого от нее не дождешься. Она и Симона не очень-то жаловала за то, что он знает магию.
– Ты в долгу перед ним. Привел его сюда, забрал у родных…
– Которые собирались убить его, – подсказал Симон.
– Что?
– Собирались его убить.
София повернулась к Джинксу:
– Это правда, Джинкс?
Он до сих пор не пошевелился. Ему казалось, что по нему так и ползают осы. Наверное, еще не одну неделю казаться будет. А может быть, и до скончания дней.
– Что ты с ним сделал? Он говорить не может!