Многие читатели уже знают, что джинн — единственные существа на земле, которые могут влиять на Удачу, смещая баланс Добра и Зла то в одну, то в другую сторону. Но даже у джинн случаются промашки. Особенно от усталости и тревог. Так и произошло с Филиппой, которая волновалась о судьбе родителей и о здоровье миссис Трамп. Она вышла из дома, повернула за угол, чтобы навестить миссис Трамп в больнице и — оказалась перед несущимся автобусом.
Автобус номер четыре двигался на север по Мэдисон-авеню очень быстро, рыча и фырча, но Филиппа по совершенно непонятной причине не услышала и не почувствовала его приближения. Она легко могла погибнуть. Манхэттенские автобусы печально известны тем, что не прощают пешеходов, оказавшихся у них на пути. Особенно недобр к пешеходам автобус номер четыре. Кстати, у китайцев четыре — самое несчастливое число, поскольку слово «четыре» на их языке созвучно слову «смерть». Вот почему вы крайне редко встретите китайцев в четвертом автобусе, который ходит по Мэдисон-авеню. К счастью для Филиппы, автобус не успел ее сбить. Патрульный полицейский, ехавший мимо верхом на лошади, в последний момент успел схватить ее за шиворот и вытащить буквально из-под колес. Он спас ей жизнь.
—Ты что, сбрендила?! — заорал полицейский, поставив Филиппу на тротуар. — Еще секунда — и поминай как звали!
Цветом и формой лицо полицейского напоминало кирпичный дом — красный и квадратный.
—Извините, — пролепетала Филиппа. Она уже поняла, что чудом избежала неминуемой смерти, и ноги ее дрожали и подкашивались. Пришлось сесть на землю прямо у входа в дорогой французский ресторан.
—Самоубийца! — возмущенно вопил полицейский. Он слез с лошади, привязал поводья к фонарному столбу и принялся кричать на Филиппу снова: — Что, жизнь надоела? — Потом он вынул ручку и пачку штрафных купонов. — Я тебя оштрафую! Чтобы впредь смотрела, куда идешь!
Иногда жизнь джинн спасают не лучшие люди на свете. И, положа руку на сердце, они не всегда заслуживают благодеяний, которыми обязан наградить их в ответ на спасение добропорядочный джинн. Однако Филиппа знала, что выбора нет: она должна сказать полицейскому «спасибо» традиционным, проверенным веками способом.
—Я хочу вам кое-что подарить, — сказала она.
—Ты — мне? — удивился полицейский. — Что, например?
—Три желания.
—Три желания? — Полицейский улыбнулся. — Но у меня нет никаких желаний. Честное слово. Не веришь? Хотел бы я иметь хоть одно... А ты кто? Уж не джинн ли?
—Что-то вроде этого. Кстати, на данный момент у вас по-прежнему в запасе три желания, хотя одно вы впопыхах уже высказали. К счастью, вы пожелали «иметь желание», а согласно правилам нельзя пожелать то, что у тебя уже есть, и не могу даровать вам то, что у вас уже имеется. Но если вы готовы потратить одно желание просто, для примера, я могу вам продемонстрировать, что желания у вас действительно есть. Хотя в итоге их останется не три, а два.
—Хотел бы я понять, что ты тут мелешь. Но к сожалению... — начал полицейский.
—ПОПРИТРЯСНООТПРИПАДНОфАНТАПРИСМАГОРИЯ!
Внезапно полицейского озарило. Он понял о чем говорит Филиппа.
—Разрази меня гром! — воскликнул он. — Ты и правда джинн!
—Вы спасли мне жизнь, — сказала Филиппа. — Я вам весьма обязана. И даже при том, что вы, уж простите, немного придурок, я должна исполнить три ваших желания. Точнее, уже два, поскольку одно исполнено — ведь вы поняли, о чем я говорила. Только теперь будьте осторожны. Вы часто говорите, не подумав. Так очень легко потратить оставшиеся два желания на разную ерунду. Поверьте, я уже не раз видела, как это случается.
Полицейский снял шлем и почесал в затылке.
—Ты права, — сказал он. — Я немного придурок. Я хотел бы быть поумнее и подобрее, но что уж тут поделаешь? Когда каждый день имеешь дело с кучей других придурков, сам постепенно дуреешь. Эта работа делает из меня полного идиота.
—Уже не делает, — сказала Филиппа и. пробормотав свое слово-фокус, исполнила желание полицейского.
Лицо полицейского мгновенно изменилось: стало чуть менее красным, чуть менее квадратным и вообще обрело человеческие очертания. Он даже изобразил подобие улыбки, хотя за несколько лет собачьей полицейской работы его лицевые мышцы совсем забыли, как это делается.
—Два желания выполнены, осталось одно, — объявила Филиппа.
—Эгей, — озадаченно пробормотал полицейский. — А знаешь, я и правда как-то по-другому себя чувствую. Может, я не такой уж плохой и тупой парень?
—Так оно и есть! — убежденно сказала Филиппа. — Вы — очень хороший парень. Очень хороший. Наверно, в душе вы всегда таким и были. Я даже уверена, что были, потому что мне не пришлось прилагать много сил, чтобы сделать вас хорошим окончательно и бесповоротно.
Полицейский ласково потрепал за холку свою лошадь Маргаритку. Он не всегда был добр с нею. Случалось — пришпоривал слишком сильно. Тут он вспомнил, почему вообще решил стать полицейским. Именно потому, что любил лошадей! И не только лошадей. Он любил всех животных. И от самой мысли о том, как сильно он их любит, на его маленькие свинячьи глазки навернулись слезы.
—Девочка! Послушай меня! — сказал он с громким вздохом. — Я ненавижу, когда люди плохо обращаются с разной живностью. — Он кивнул на меню, висевшее в окне ресторана, возле которого они стояли. — Только подумай, чем питается народ в этом городе! Только взгляни, какая жестокость! — По его жирным щекам покатились слезы. — Вот мое третье желание: я хочу, чтобы никто в Нью-Йорке больше не ел паштет из гусиной печенки. Да, это — мое главное желание. Чтобы никто больше не ел фуа-гра.
Филиппа заглянула в меню. Паштет из гусиной печенки значился в списке многочисленных закусок, которые так любят посетители французских ресторанов. Филиппа стала прикидывать, как поизящнее выполнить бескорыстное желание полицейского, раз уж он оказался таким ярым защитником животных. Она понятия не имела, сколько людей на Манхэттене любят фуагра. К тому же, хотя она чувствовала в себе достаточно джинн-силы и была готова к большим свершениям, она совсем не представляла, как повлиять на вкусы сотен, а возможно, и тысяч жителей Нью-Йорка. Но желание высказано, и она обязана его исполнить. В конце концов Филиппа решила сделать это самым простым, самым незатейливым способом: не успела она произнести слово-фокус, гусиной печенки в городе не осталось вовсе. Ни грамма. Она попросту исчезла.
—Ну вот! — торжествующе сказала Филиппа, щелкнув пальцем по выставленному в окне меню. — Все как вы просили. Печенки в Нью-Йорке больше нет. И есть ее никто не может. Вы довольны?
Полицейский радостно закивал.
—Здорово! — сказал он. — Большое тебе спасибо, малышка.
—Это вам спасибо, — отозвалась Филиппа. — Вы же спасли мне жизнь.
—Ты теперь ходи поаккуратнее, — велел ей полицейский. — Береги себя.
Затем он широко улыбнулся, сел на лошадь и поскакал к Центральному парку.
Филиппа ощущала, что сделала доброе дело, и очень радовалась. Эх, лучше б она вовремя вспомнила, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным. То есть любое использование джинн-силы в мире людей может выйти боком, даже когда эта сила применяется для столь благого дела, как спасение нескольких французских гусей, — ведь фуа-гра делается из их печени, причем увеличенной особым образом. И если джинн иногда отказываются даровать обычным людям три желания, то происходит это не потому, что они жадины и скупердяи, а потому, что знают: исполнение людских желаний может иметь самые неожиданные, непредсказуемые последствия. Даже тех желаний, которые люди загадывают с добрыми намерениями. Кстати, юные джинн очень быстро постигают разные джинн-науки, но этот, философский, аспект дается им далеко не сразу. Порой с большим трудом. И они не понимают, почему господин Ракшас обыкновенно говорит, что «загадывать желания — что костер разводить: кто-нибудь непременно закашляется от дыма».