Не дожидаясь команды, лошади буквальна вжались в скалисты и выступ на склоне.
— Ложись! — коротко скомандовал Вольдар, гася факел о камень и падая на узловатые корни. Рядом, взбив целый фонтан шишек, тяжело плюхнулся Макарий.
— Рыжий! Тревога, рядом дикие звери!
Но студент ничего не видел и не слышал.
Прижавшись к лошадиной шее, он яростно бился со злополучной шапкой, закрывающей ему уши, нос, глаза и брови. Зацепившись ветхой подкладкой за крючки ворота старательской куртки, проклятая шапчонка сидела как влитая в буквальном смысле этого слова и не собиралась сдавать позиции.
— У-у… Р-р-р… ау! — Рот Квайла был совершенно свободен от пут, но извергал не конкретные слова, а нечленароздельное рычание и вой.
— Рыжи-и-ий! Тревога!
Затрещали ломающиеся ветки.
— Е-ть! — разнеслось по лесу. — Вот он, перевертыш, мохнатая башка! У, нечисть, прости господи… Бери щенка, Арип!
— Э! Да у него ноги еще совсем человечьи!
— Пали! Эта зверюга уже лошадь дерет!
Дальнейшее показалось Вольдару страшным сном. Веселые огоньки побежали по фитилям, поджигая выстроенные дугой факелы. В их свете на некотором расстоянии вырисовался не звериный, а вполне человеческий кривой силуэт С облегченным походным арбалетом. Твердая рука натянула тетиву, и короткая стрела с ярким оперением приготовилась начать свои путь, метя пониже спины застывшего в нелепой позе разъяренного Квайла.
Так и не дождавшись от приятеля никакой реакции, Вольдар буквально взлетел над корнями с криком:
— Рыжий! Пригнись, идиот! Эй! Стоп! Не стреляйте!
Рядом, бестолково мыча и растопыривая руки, заметался Макарий.
Предостережение запоздало.
Острый наконечник приблизился к смешно откляченному заду коротышки-старателя, коснулся его и…
Из кустов, шумно хлопая крыльями, вылетела птица, на миг загородив Ужке обзор. Этого короткого промежутка времени было достаточно, чтобы он не увидел, как стрела, неожиданно резко развернувшись на сто восемьдесят градусов, полетела в обратном направлении.
Добравшись до арбалетчика, стрела повела себя еще более странно. Вместо того чтобы просто воткнуться в тело, она начала кружиться вокруг него на манер раздраженно и пчелы, пока не улучила момент и не нашла пристанище в круглой ягодице, обтянутой узкими штанами.
К столь крутому повороту (во всех смыслах этого слова) стрелявший был не готов. Заполучив иголку, он взвизгнул и принялся выплевывать из себя бранные слова, а потом зашатался и, подавившись очередной порцией ругани, привалился к стволу и плавно сполз вниз, бессильно раскинув руки в стороны.
Где-то внизу глухо загрохотало.
— Арип? Арип, что с тобой?
Двое оставшихся целыми и невредимыми охотников бежали к поверженному приятелю. Вырванный из земли факел фыркнул в стороны букетом искр.
— Аккуратней, лес не подпали. Черт, да он себя поранил!
— Подержи, Вит, я вытащу иголку… Вот незадача, по самое оперение! Теперь часа три дрыхнуть будет…
— Как же он сумел — сам себя?
— Не иначе, лешаки посмеялись. Слыхал крики?
— А где зверь? — опомнился невидимый за толстым сосновым стволом Вит.
Зверя не было.
Решив не разбираться, случайно или нарочно вооруженные незнакомцы пытались подстрелить человека, опомнившийся Вольдар за шиворот сдернул с лошади все еще борющегося с шапкой Рыжего, и маленький отряд почти скатился со старой тропы, обдирая в полутьме бока об каменные ступени и силой таща на поводу лошадей.
Факел рискнули зажечь уже внизу.
— Вот она — наша родная старая магическая дорога! — почти прослезился Макарий, обнимая лошадь. — Итить твою, мы обошли завал! Матерь божья, до чего я испугался там, в лесу! До сих пор не верю — неужели живы? И идти осталось всего две версты?
— Надеюсь, — осторожно обронил Вольдар, снимая с головы студента шапку. Облегченно вздохнув, Квайл с наслаждением вышвырнул меховой капкан в пропасть.
— Ну и народ у вас, Ужка, — шумно выдохнул крепыш. Бродят в лесу по ночам и, не разбираясь, палят из арбалета. А ты говорил — гостеприимные люди, в каждом доме путнику чарку нальют.
— Так на самом деле гостеприимные, — несколько смущенно подтвердил Вольдар.
— Ну да, — недоверчиво хмыкнул Макарий. — Ты еще скажи, что в Рыжего стреляли оттого, что он в гости идти не хотел.
— Да что стряслось? — неподдельное недоумение Квайла вызвало взрыв нервного смеха.
— Ладно, разговоры потом. Ночью в горах опасно, — опомнился Вольдар.
— Это мы уже поняли, — хмыкнул Макарий. — Ну что — вперед?
— И без остановок.
Однако буквально спустя несколько минут сразу за поворотом лошади остановились сами. Услышанный в лесу грохот оказался звуком очередного камнепада. На мелких, как подсолнечная шелуха, каменных обломках, заняв собой все пространство от склона до обрыва, покоился громадный округлый кусок скалы.
— И-иээ-х! — Вольдар попытался осторожно умостить ногу на выступе, но тут же спрыгнул обратно на тропу — камень шатался.
— Впереди завал, — сдержанно констатировал Макарий. — И сзади, насколько я помню, тоже… Что скажете? Сползаем по склону?
— Чтобы заполучить следующую порцию валунов на головы? — вздохнул Ужка. — Боюсь, нам остается только одно. Подземка. Вот и отметка на скале — рядом станция.
— Подземка?! Гномий транспорт?! — взвился Квайл. — Вы что! Я слышал, она у человека силы высасывает! Час походишь, и как вареный!
— В таком случае мы для нее не интересны. И так никаких сил уже нет, — вздохнул Ужка и, покосившись на напряженное лицо Макария, усмехнулся. — Да не трусьте вы так! Мы быстро!
Макарий неопределенно замычал, не торопясь, однако, двинуться с места. Квайл высказался прямолинейнее:
— Не поеду! Хоть режьте!
— Ну зачем же сразу резать? — улыбнулся Вольдар, подмигивая Макарию.
Яростный протест студента потонул в широкой ладони крестьянского сына.
Из частной коллекции начальника Карантинной Камеры. Восстановленные файлы памяти утилизированных «глаз» работавших по пути от базы к травяной аптеке, над Разломом и на территории Тора
— …при жизни пан граф носил имя Коварный, что напрямую свидетельствует о том, что его официальным отцом был широко известный Генрих Иезуит, отцом которого, в свою очередь, считается некий Станислав Гунявый, а матерью — двоюродная племянница герцогини Изабеллы Тодорской по прозвищу Лихая Изабель… — Куратор сделал короткую паузу, во время которой шумно набрал в грудь воздух и продолжил:
— Материнская же ветвь нашего графа еще более интересна: он внук прославленной красавицы Марии Цитабарской, которая, хи-хи, была не только красавицей, но и ветреницей, в связи с чем при рождении ее ребеночка одарили королевскими наградами сразу три их величества, так как каждый считал себя его папой… Как мудрая женщина, Мария Цитабарская не разочаровывала своих любовников, и малыш еще при жизни заполучил столько уникальных вещичек, что к его совершеннолетию предприимчивая мама была вынуждена изготовить для хранения отцовских подарочков специальное помещение. Нанятые эльфы не смогли выполнить самостоятельно все пожелания капризной красотки Марии. Плюнув, они бросили работу и ушли, оставив тайное хранилище недоделанным. Мария не растерялась и привлекла к окончательной отделке гномов, которые ничего не поняли из эльфийских заморочек и нацепили на двери хранилища стандартные гномьи замки. Пока понятно? Пятый! Почему не отвечаете?
— Простите, — опомнился я. — Задумался.
— Думать не ваша прерогатива, — ласково напомнил куратор. — Для этого существуют административные работники. Я спрашиваю, в родословной покойного объекта все понятно?
— Что же тут не понять? — влез Третий. — Подвезло мужику с бабушкой. Полное хранилище сокровищ — подумать только!
— Не просто сокровищ, — мягко поправил куратор. — После смерти Марии Цитабарской хранилище ни разу не вскрывалось, но достоверный источник сообщил, что предположительно именно там пылятся в сундуках описанные в легендах уникальные вещицы. Как-то: редчайшее издание магического сборника предсказаний, клееное кровью трех первомагов-основателей; два боевых щита, оставшихся после знаменательной битвы Добра со Злом, повлекшей за собой подписание Кодекса — соответственно Белый планкитовый и Черный амелантовый; эльфийская шарманка; чаша черного ассистента Фемиды; нагрудник Владыки; защитный шлем Одина с прорезью для единственного глаза…