— Тряпка?!
— Повседневное платье городской служанки.
— Кого?!
— Служанки. Предупреждая дальнейшую истерику, говорю сразу: работаете в графском замке. Пятый — знатный вельможа из рода Рик, Третий его родной брат, а ты… прости, детка, но таким высокопоставленным господам не обойтись без прислуги. Ты все поняла?
Не выдержав, я засмеялся.
Высоко задрав подбородок, чертовка молча промаршировала из багажного отсека в нос капсулы, умудрившись не задеть при этом низкого потолка. Легонько шевельнув бедром, она смела с кресла растерявшегося Третьего и плюхнулась рядом со мной, изо всей силы вонзив мне в ногу каблук своего ботинка.
— Уй! — вскрикнул я, чуть не выпустив руль.
— Простите, хозяин. Я нечаянно, — елейным голоском пропела красавица.
— Вот именно поэтому я и наложил запрет на шпильки, глубокомысленно изрек куратор. — Ну что, орлы, вижу, у вас накопились вопросы? До аптеки еще четверть часа лету, так что слушайте задание…
Второй дом от края Ключа. Два часа пополуночи
Как и положено опытным нарушителям закона, они подъехали поздно ночью.
Едва не пропустив в темноте нужную калитку, возница резко натянул вожжи, и телега чуть не опрокинулась. Гнедой жеребец с белым пятном на лбу прижал уши и нервно заржал.
— Выгружай!
Двое крестьян разгребли солому и, сгибаясь под тяжестью ноши, потащили к дому брыкающийся сверток. Стоило носильщикам убрать руки, как сверток резко забился и предпринял попытку отползти, но тяжелый сапог с деревянными гвоздиками на подошве придавил его к земле:
— Лежать!
От дома отделилась невысокая фигура. Бородатый мужчина в плаще с побитым молью кроличьим подбоем поднял повыше фонарь и осветил грязный мешок со следами свежем штопки.
— Это он?
— Не сомневайся, хозяин.
— А не вырвется?
— Обижаете. Три мотка заговоренной конопляной веревки на щенка извели.
Мужчина отвязал от пояса круглый кошель с вышитой монограммой.
— Держи. Как договаривались.
Возница резво протянул руку, но бородатый шлепнул его по тыльной стороне ладони.
— Куда?! Сказано было — никаких следов! Подставляй свои грабли, сейчас высыплю…
Горсть паундов перекочевала из кошелька в потную ладонь.
Возница потупился.
— Доплатить бы, хозяин… Лошади из велись за дорогу, они ведь чуют его, страшно… Да и нам досталось. Пока ловили, двоих подрал…
— Нечего было рот разевать, — сурово заметил мужчина. Тоже мне… охотнички. Бери, что дают, или проваливай. Хотя постой! Сумеешь еще одного добыть? Примерно такого же возраста, можно чуть старше. Плачу по прежней таксе.
— А… — воодушевленно начал собеседник, но был решительно перебит в самом начале фразы.
— Ни сентаво больше!
— Постараемся.
Разочарованно вздохнув, возница цыкнул на застывших неподалеку сонных носильщиков, загоняя их обратно на телегу, а сам забрался на облучок. Не дожидаясь понукания, конь рванул с места, и ночные гости быстро скрылись за поворотом.
Бородатый огляделся по сторонам и, ухватив яростно сопящий мешок за горловину, поволок его по дорожке к сараю. Дверь сарая с осторожным скрипом отворилась, и плохо различимый в темноте помощник принял груз из рук в руки.
— Давай сюда. Ух ты, тяжелый какой! Не переросток?
— В самый раз, по человеческим меркам лет десять-одиннадцать, как просили. Где лунный календарь?
— В доме.
— Пошли. Нужно все рассчитать.
— А зачем ты еще одного заказал?
— Пригодится. Сейчас на них самый спрос: и проводник, и ищейка в одном лице — удобно. Утром проверишь щенка и к ночи отвезешь в Тор. Оставишь На прежнем месте в заброшенном доме, заказчик заберет лично. Только не на самом виду клади! Закопай в мусор.
— Не сомневайся, — с тихим смешком кивнул помощник. Уж чего-чего, а мусора там… в прошлый раз сапоги до верха голенищ угадил. Отвратительное местечко.
— Зато пустое, без свидетелей.
Выпустив невидимого собеседника на дорожку, бородатый легонько погладил через мешковину бок пленника и запер дверь сарая на оба замка. Потом подумал и припер для надежности сосновой жердью. Щенок он, конечно, щенок, но все-таки не халлийская болонка, а вервольф.
Тихо шаркнула подметка сапога, вытираемая о ступеньку и все затихло…
Насчет замусоренности заброшенного дома поставщик вервольфов попал в точку. Любое нежилое строение в городе через короткий промежуток времени почему-то оказывалось заваленным всякой дрянью по самую крышу. Даже если закрыть его на десять запоров, а окна забить досками — все равно каким-то мистическим образом горожане умудрялись утащить оттуда все мало-мальски пригодное для личного хозяйства, в качестве компенсации наваливая горы отходов из того же самого хозяйства.
А вот по поводу отсутствия свидетелей можно и поспорить.
На самом деле заброшенные дома редко бывают пустыми. Заброшенный дом не горд и привечает всех: лишившихся собственного жилья домовых-погорельцев, облезлых кошек, прячущихся от дождя птиц, мелких воришек, бегущих от стука железных каблуков ночной стражи. Все те, кому заказан вход в сверкающие лаком двери приличного семейного особняка в любое время могут рассчитывать на гостеприимство ободранных стен.
Двухэтажное строение на окраине Старого грода еще помнило те времена, когда цветы не росли из трещин на его каменном теле, а стояли на столе в высокой вазе. И хотя сейчас у него отсутствовали не только стекла в оконных проемах, но и крыша, здание все еще хранило следы былого великолепия, демонстрируя прохожим строгий портик антик и остатки лепнины по обе стороны некогда парадного входа.
В тот самый момент, когда поставщик вервольфов пристраивал щенка в сарае, кусты у глухой стены заброшенного дома раздвинулись и выпустили на свет божий высокого демона, одетого в скромную серую куртку, брюки в тон и необычные ботфорты: множество узких треугольников, сшитых друг с другом незаметными стежками. Отряхнув с себя прилипшие кленовые листья и картофельные очистки, он расправил плечи и с некоторым усилием поднял за спиной черные крылья.
В дальнем углу, заваленном мусором, послышался шорох.
— Имоха? — не оборачиваясь, спросил демон, вытаскивая из кармана миниатюрную саламандру на цепочке и щелкая ее когтем по хвосту, чтобы прикурить сигару.
— Да, господин Ифиторель! — От чрезмерного усердия голос запечного звучал тоненько и вибрировал, как у деревянной игрушки-свистульки.
— Чего дрожишь, нечисть?
— Так… холодно же, — тоскливо признался Имоха, зябко кутаясь в солому. — Осень…
— Подбавь огоньку, ты же хранитель очага! — издевательски хихикнул демон, выпуская меж зубов струйку дыма. — Да ладно, ладно, не надувайся, я пошутил. Тебе поручение: следить за входом в нору, чтобы чужие не ходили. А то взяли моду шляются и шляются! Не дом, а воровская малина… Я там сделал кое-что на нижнем ярусе, теперь надо выждать. И смотри у меня, прозеваешь хоть муху — выброшу последний кирпич!
Имоха судорожно сглотнул комок страха.
Угроза была не пустяшной. Как запечный, Имоха мог жить в доме лишь до тех пор, пока в нем оставалась печь или хотя бы ее остатки. От широкой двойной печи — бывшего владения Имохи — остался только жалкий обломок, над которым запечный трясся как над самым дорогим сокровищем, бережно укрывая от осадков и ежедневно перепрятывая.
Проводив важного гостя до двери (точнее, до дверного проема), запечный подобострастно поклонился и, едва дождавшись его ухода, бросился к кустам. Суетливо причитая «Как же это все не вовремя» и «Вот так по надежней будет», он притащил к засыпанной норе остатки подпаленного матраса, тщательно заткнул щели и сам устроился рядышком, намереваясь умереть, но выполнить поручение.
Сидеть вот так, неподвижно, бездеятельно, было скучно.
Кроме скуки Имоху заедало любопытство: его изогнутый хоботок крутился во все стороны, пытаясь учуять следы деятельности демона, скрытые глубоко под землей, в нижнем городе. Однако кроме едва слышных шорохов, он не распознал ничего.