И вот он на другой стороне! В кабину Алек влез через разбитое окно. Сперва он поставил ногу на рычаг, потом на барабан с намотанной на него цепью, спрыгнул на пол и огляделся. Здесь он чувствовал себя хозяином. Через разбитое пыльное стекло он посмотрел на канал. Потом взялся за рычаг и потянул.
Каждую субботу он чистил механизм и смазывал его маслом. Кран заработал: цепь с грохотом поползла по шкиву, укрепленному на конце стрелы, и поехала вниз. Алек нажал на тормоз, и цепь повисла над самой водой. Потом он наклонился к барабану, взялся за ручку и подтянул цепь наверх.
По-разному можно играть с цепью: можно вообразить, будто нагружаешь корабль или спасаешь команду с затонувшей подводной лодки, или добываешь сокровища из алмазного рудника, или меняешь защитные свинцовые экраны в атомном реакторе…
Алек уселся на стол и поглядел в окно. Теперь можно приняться за пивную банку и разгадать ее тайну.
— Вопрос не в том, Уотсон, почему банка пустая. Вопрос в том, почему она запечатана.
— Поразительно, Холмс…[4] то есть, простите, Боуден! Но где же разгадка?
— В банке! Давайте-ка откроем ее, молодой человек!
Алек вытащил банку и принялся ее разглядывать. Потом поднес ее к уху.
Потрясающе! Все тот же шум: не то кто-то сопит, не то храпит… С ума сойти! Алек тряхнул банку, и шум прекратился.
Он подцепил ногтем колечко на крышке банки и потянул. Кольцо не поддавалось. Тогда Алек соскочил со стола, поставил банку на пол и, прижав ее рукой, резко дернул.
Раздался свист. Из банки, как из реактивного самолета, вырвалась мощная воздушная струя, и прогремел голос:
— АЛЕК!
Глава 3. КТО СКАЗАЛ «АЛЕК»?
— Алек!
Алек спрыгнул со стола и недоуменно оглянулся. Открытая банка каталась по полу и позвякивала, но вокруг никого не было.
— Кто сказал «Алек»? — прошептал мальчик.
Молчание. На этот раз Алек спросил громче:
— Кто тут?
Молчание.
Алек осторожно подобрал банку и встряхнул ее. Ни звука. Но ведь кто-то только что произнес его имя, кто-то только что ревел, как реактивный самолет! До сих пор в ушах звенит… Алек на цыпочках подкрался к двери и распахнул ее, осмотрел шаткую лестницу, глянул на развалины главного корпуса. Никого… Затворив скрипучую дверь, он вернулся к столу и еще раз посмотрел на стоявшую перед ним загадочную банку.
— Я, должно быть, совсем свихнулся. Меня сломили мои несчастья. Крикнул кто-то «Алек» или мне только померещилось?
— А, инглизи уалад. Ты англиски?
Алек отскочил от банки — именно из нее раздавался голос. Было страшно, почти так же страшно, как во время школьной линейки, когда мистер Картрайт заводит свою вечную песню про то, как он «кое-кому покажет, где раки зимуют».
— Я англичанин. А вы кто такой? — беспокойно спросил Алек.
— Я раб лампы… нет, кувшина… нет, тарелки… Сам не знаю, чей я раб, — промолвил гулкий голос.
— Эй, да где же вы? — закричал Алек.
— Тут я, тут. Эх, ч-ч-черт, не повезло! — произнес голос и икнул.
— Теперь все ясно. Вы пьяны.
— Увы мне, увы! Клянусь бородой пророка, я пьян! — Голос опять замолк, а потом перешел на неизвестный Алеку язык.
— Вы вовсе не раб лампы. Вы — раб банки, пивной банки! — воскликнул Алек и в восторге добавил: — Знаете что, вылезайте. Вам сразу полегчает. И голос у вас будет человеческий.
Раздался свист, хлопок, и голос опять икнул.
— Шукран язилан. Вассалам, эфенди.
— Каким еще ослам? — спросил Алек, включаясь в игру, но еще не зная ее правил.
После такого злосчастного дня — и это какое-никакое, а развлечение.
— Не ослам, эфенди, а тебе, эфенди. «Вассалам, эфенди» значит: «Привет тебе, учитель».
Пожалуйста, не зовите меня учителем, — попросил Алек. — С меня их и в школе достаточно. И потом, — сообразил он, — вы ведь уже знаете, как меня зовут. Продолжайте, пожалуйста, в том же духе, без церемоний.
— Разве я знаю, как тебя зовут? — удивился голос.
— Конечно. Когда я открыл банку, вы сразу сказали «Алек».
Голос захихикал:
— Да не «Алек» вовсе! Я сказал «Салам АЛЕЙКУМ». Мир тебе!
— Очень мило с вашей стороны, — ответил Алек. — Как раз мир мне сейчас просто позарез нужен.