— Да, но… но я ничего не понимаю!
— Все-все-все! Больше никаких разговоров! С ума сойти — четвертый час! А вам завтра на работу… Вот что, хотите больничный? Я утром позвоню главврачу вашей поликлиники.
— Нет, что вы, что вы! Спасибо, Павел Филиппович, это лишнее. Я завтра могу выйти во вторую смену.
— Ну, как хотите. Тогда созвонимся в субботу. А дома примите вот это. — Баринов пошарил в ящике стола и достал пластмассовую коробочку. — Хорошее венгерское снотворное, вам сейчас надо… И — давайте руку на наше дальнейшее сотрудничество. А?
Нина машинально пожала протянутую руку — по-женски небольшую, но сильную и энергичную.
…В углу гостиной светилось одинокое бра. Все уже, конечно, разошлись. Юрий спал в кресле у журнального столика. Нина подошла к нему и еле сдержалась. Позабытое глухое бешенство от его загульного пьянства в первые годы вдруг снова подкатило, пеленой застлало глаза.
Она беспомощно оглянулась. В дверях стоял Баринов со связкой ключей в руках, легонько покачивая брелоком на цепочке. Глаза его были серьезны и полны сочувствия.
Глава 2
Старенькая стиральная машина плевалась пеной, надрываясь от перегрузки. На кухне шипели конфорки, булькали кастрюли. По всей квартире резко пахло подгоревшим луком.
Нина спешила.
Сегодня, в субботу, обещал позвонить Баринов, но вот во сколько, они не договаривались. Надо поскорее, с утра, переделать великое множество дел, ведь воскресенье она давно отвела для отдыха, заявив домашним, что имеет полное право устроить себе единственный выходной в неделю.
Сережка выпил стакан молока и, прихватив бутерброд, побежал во двор. Она тоже наскоро перекусила. Юра проснется, как обычно, не раньше десяти, а раскачается как раз к обеду.
Она закладывала новые порции белья в машину, торопливо прополаскивала в ванне уже выстиранное, под визгливый вой центрифуги гадала, к каким выводам пришел Баринов после их встречи.
Вчера она почти не думала об этом — работа, работа, работа!.. С ума сойти, как она выматывает, если что-то не заладится. Домой пришла за полночь, но снова приняла снотворное. Спалось на удивление хорошо. Она вполне прилично выспалась, снов не видела вообще никаких и сейчас чувствовала себя свежей, бодрой и готовой ко всему.
Но что скажет Баринов сегодня? Ведь фактически она не услышала прошлый раз ничего конкретного. Он слегка обнадежил ее двумя-тремя фразами, и все. Другое дело, что видом, манерами он внушает доверие к себе, к своим словам. И все же, убеждая, что никаких нарушений в психике у нее не находит, был предельно осторожен в выборе выражений.
Ох, если бы можно было ему поверить!..
Она снова строго одернула себя. Нельзя распускаться! Что вернее верного ломает и скручивает любого человека, так это несбывшаяся надежда. Ломает в одночасье! Единственно, что совершенно непереносимо, — это разочарование. И поэтому от него надо беречься всеми силами. Поэтому любая вера и надежда — только в крайнем случае…
Сквозь гул машины прорвалась телефонная трель. Тяжелый от воды пододеяльник с плеском полетел в ванну; она бросилась в кухню, споткнувшись в коридорчике о пылесос и схватив мокрой рукой трубку, несколько секунд не могла перевести дыхание. Звонил Баринов. Нина попросила сорок минут на сборы.
Когда через час с небольшим она сбежала с третьего этажа, его сиреневый «москвич» уже стоял перед подъездом. Нина торопливо нырнула на переднее сиденье и, лишь здороваясь, разглядела Баринова.
— Павел Филиппович! — не удержалась она от восклицания.
Контраст был поразителен. Позавчера она видела перед собой абсолютно безупречного джентльмена, теперь за рулем сидел хиппующий молодчик. Потертые джинсы, тонкий реденький свитерок с кожаными нашлепками на локтях, сандалии на босу ногу…
— Что-то случилось, Нина Васильевна?
— Да, собственно… нет, ничего. Вы говорили, что поедем в ваш институт…
— Ну да. Покажу вам лабораторию, поговорим. — Трогая с места, он скосил на нее глаза, и Нине показалось, что в них проблеснула изрядная лукавинка.
Петляя по узким дорожкам, выехали из микрорайона. Баринов пошарил сбоку сиденья, надел наимоднейшие темные очки. Нина снова не сдержалась и смешливо фыркнула — приглушенно, почти про себя, но он услышал.
— Веселитесь?
— Вы уж извините, Павел Филиппович, но ваши перевоплощения… Как в цирке, честное слово.
— Да-а? — как-то странно протянул он. — Ничего, привыкайте.