Я приковываю свой взгляд к столпу пламени. На площади некто в богатых одеждах решил себя прилюдно сжечь. Тот человек, что спешил в крепость, так и замирает на месте. Вероятно, он спешил к тому богачу, и теперь, большой ценой добытые сведения отдавать некому.
Но, тут произошло невероятное – только что сгоревший человек оказался на одном из других балконов замка, причем целый и невредимый. Высшие силы позволили ему доказать свое земное могущество, власть над людьми, но неземное происхождение. Все поклонились великому Вождю, лидеру Ордена, и сердце человека воспылало радостью, благоговением и трепетом одновременно.
Информация была дана; после была дана и клятва умереть за своего Вождя. Человек был полон решимости и силы, а также особого желания поскорее оказаться Там – среди молочных и медовых рек, в тени вечнозеленых деревьев и вечно лазурных небес. Он уже не жил мирскими делами, не жил он и войной – а жил он лишь стремлениями оказаться Там, и, вместе с великими деятелями давно ушедших эпох, вкушать райские плоды и нежиться в объятиях прекраснейших дев.
Ветер поведал мне все о подвигах этого безликого человека. Я видела его победы и череду неудач, жила с ним, какое-то время, одной жизнью. Слышала эту мелодию, мелодию самопожертвования ради идеи и интересов Ордена, я слышала её так ясно, что смогла составить картину контрастов – где грязные убийства умело сочетаются с благими намерениями, где прилавки уставлены ароматными пряностями, но к их аромату примешивается аромат лжи…
Этот человек завершил свой путь. Чтобы не сдаться в плен, он покончил с собой, в той надежде, что последует в обещанные Вождем запредельные поля вечного блаженства. Последнее, что он увидел перед собой – это развевающиеся на ветру алые знамена, на которые постепенно надвигалась тень. Близился закат.
С другого конца города доносилось вечернее богослужебное пение. Оно доносилось уже довольно долгое время; но поднялся ветер, и пение то отчетливо слышалось рядом, то приглушалось, и от этого казалось еще нереальней и таинственней.
С крыш домов разом выпорхнула стая птиц, шумом от взмахов крыльев испугав нескольких зазевавшихся и задумавшихся горожан.
Взлетели птицы в тот самый момент, когда душа воина покинула тело.
… Я открыла глаза и увидела багровый закат. Пение прекратилось, ветер утих…»
Этайн осторожно закатала в тонкую трубочку свое сочинение и перевязала атласной лентой. Первый раз, так рано утром, объявилось вдохновение.
Учащимся на книжном отделении даже в качестве дополнительного образования, следовало иногда писать собственные тексты. Изучать чужие для приобретения знаний и красоты речи – недостаточно. К тому же, наставники легко прослеживали «духовные эволюции» своих учеников. По подобным сочинениям, по их содержанию, стилю, и почерку соответственно можно определить превалирующие на данный момент настроения, идеи и предпочтения, отражение картины мира воспитанника. Именно поэтому такой вид творчества считался важным и не менее обязательным, чем владение какой-то вычурной боевой техникой. В сочинениях, к тому же, воспитанникам разрешалось немного фантазировать, что по-своему хорошо отвлекало от будней.
Вдохновение снизошло на Этайн тогда, когда она, едва проснувшись и наспех одевшись, пробралась в Библиотеку. Хоть здание и было открыто круглосуточно, привратники все же удивились столь раннему охотнику за знаниями. Что-то вело ее по ступеням, по лестницам и пролетам. Она даже не знала, на какой этаж подниматься, в какой отсек заглянуть – она просто шла, пока не уперлась в высокий стеллаж со свитками. Стеллажи были до потолка, и таких, как этот, в Библиотеке целые сотни.
Приветливое утреннее солнце озарило янтарным светом Библиотеку. На свету, подобно мелким мошкам, хаотично метались книжные пылинки.
Этайн глубоко вдохнула этот особый, до боли знакомый запах. С этим вздохом воспитанница Ордена пыталась вобрать в себя всю удивительную атмосферу древнего места – как книжное, так и солнечное, тепло, а заодно все знания разом.