-И… что ты хочешь всем этим сказать? – собственный голос Этайн показался чужим, приглушенным, словно из завесы тумана.
-То, что… Мы можем многого добиться… Со временем. А теперь иди, отдохни. Да и мне уже пора, - поспешно добавил он, отпустив локоть Этайн.
-Всего доброго. До встречи, - коротко и сухо попрощалась воительница, застыв на месте, как вкопанная.
-Скоро вновь увидимся, - выдал Рамирес и, заметно взволнованный, отправился в сторону квартала целителей.
Этайн же так и простояла еще с минуту у входа.
Зайдя в свою комнату, она вдруг обнаружила, что все стены в ней отчего-то из каменных превратились в стеклянные. Причем, само стекло непрозрачное, а какое-то дымчатое, бледно-коричневого оттенка. Вся комната освещалась абстрактным белым светом неизвестного происхождения. Вернее, нельзя было обнаружить источник странного свечения.
На зеркалах почковались странные наросты – кристаллы призматической и ромбовидной форм. Они дробили отражение Этайн на множество ей подобных, но, что жутковато, не совсем одинаковых. Царила звенящая тишина.
Этайн взглянула на несколько своих отражений. Одно из них – прямое, совсем неискаженное, а все остальные - или фрагментарные, или сильно раздробленные, несуразные и комичные из-за зеркальных кристаллов.
Воительница подняла руку – и прямая копия, и все остальные, точно повторили действие. Отражения отображали все движения – и, больше ничего не происходило, пока.
Но Этайн-то предчувствовала, что «то самое особенное» не заставит себя долго ждать.
С приходом этой мысли прямое отражение девушки звонко засмеялось, причем не её смехом. Чужой неприятный смех наполнил всю комнату, в клочья разорвав тишину. Он достигал потолка и отражался от стеклянных стен, становясь все более гротескным.
Этайн, застыв, отметила еще одно изменение в комнате. Ее кусочные, фрагментарные изображения двигались независимо от нее, будто живя своей собственной жизнью.
«Как бы собрать их, силой мысли», - еще держала себя в руках Алетейн.
Согласно ходу ее мыслей, фрагменты действительно начали группироваться в единое целое, огромное цветастое пятно. Затем это целое, состоящее из множества маленьких копий, распалось на две части – две целые увеличенные копии Этайн. Прямое же отражение продолжало безумно смеяться, но все тише и тише.
Одна из копий смотрела из стекла довольно холодно, безразлично. У нее не было желаний и стремлений, лишь слепая покорность обстоятельствам. Вторая копия суетилась, заламывала руки, и глаза непрерывно что-то искали.
«Вот оно, наглядное представление крайностей во мне». Что, как не жизнь, учит умело их в себе сочетать?..
Одна копия – фанатично преданная, покорная Элите. Другую волнует происходящее с близкими. Пристальное внимание к своим ощущениям и чужим переживаниям - самое важное для ее чуткой натуры.
Тихо посмеивающаяся копия, «основная», настораживала своим неизвестным происхождением. Она больше всех смущала настоящую Этайн. «Будто это я и не я одновременно», - думала она. Невольно пришли на ум слова джинна о существовании злых сущностей, вносящих смуту в стройный ход мыслей, беспричинные страхи и постоянные сомнения.
Сделав заметное усилие, Этайн отвернулась от себя чужой. И, после проявления силы воли, утихающий смех в комнате заменил другой звук, странный и трубный.
Что на этот раз странного? Пора бы уже привыкнуть, совсем скоро все странное перестанет казаться странным, превратившись в обычное, обыденное явление.
Трубный звук, скорее, какой-то животный и утробный, сопровождался мерными, ритмичными ударами барабанов. Безумные копии, одна за другой, растворились за стеклом. Резко запахло дымом, и сам он не замедлил просочиться откуда-то из-за углов и распространиться на всю комнату, выросшую до невероятно огромных размеров. Кристаллы, казалось, не только отражали сероватую дымку, но и сами наполнились ей.
Через дым можно было различить очертания громадных, нелепых фигур. То высокие и тонкие, то на глазах расплывающиеся, они двигались ритмично, в такт барабанам.
Этайн очень захотелось спрятаться за одним из самых крупных кристаллов, но она не смогла сдвинуться с места, ни на дюйм.
Фигуры неумолимо приближались, и теперь их можно более-менее рассмотреть.