— Нет, это так…Мои личные умственные упражнения.
— Позволите полюбопытствовать?
— Отчего нет? — Руслан кивнул на чертежи.
Саша Пороховщиков повернул их к себе — и как будто отсканировал взглядом. На каждый листок он затрачивал не более секунды, однако Руслан мог поклясться, что бойкий юноша запомнил все, что увидел, вплоть до тиража и типографии, цитируя незабвенного Гоцмана. Если бы на них, конечно, были тираж и типография.
— Бесконечная лента… Поворотная орудийная башня… — тихо шептал Саша, глубко задумавшись над бумагами. В его голове явно крутились мысли, выстраивались какие-то схемы, что-то замышлялось…
Почему сердце опять забеспокоилось? Лечить нервишки вам надо, Руслан Аркадьевич, вот почему. Валерьянку попейте, что ли…
— Интересная конструкция… — наконец произнес он, — Военное министерство просто обязано заинтересоваться. Руслан Аркадьевич…
Пороховщиков смотрел серьезно и деловито:
— Не уступите привилегии?
— Нет здесь никаких привилегий. Я же сказал — чисто умственное упражнение.
— Тогда… Что хотите за бумаги?
— Да забирайте так. Мне они без всякой надобности, выкинуть собирался.
Не будем класть танки в одну корзину. Даже если фамилия корзины — Менделеев. Саша Пороховщиков — мальчик резкий, если он возьмется за танки, он их таки построит.
Глава 14
— Доброе утро, Руслан Аркадьевич, — в гостиную шагнула долговязая фигура Чуковского.
— Доброе, доброе, Николай Эммануилович. Какими судьбами?
Чуковский опустил в кресло и положил на стол бумажную папку:
— Прошу прощения, но… Где ваша жена?
— Аня утащила ее на прогулку в честь воскресного утра, так что они гуляют.
— Оне, — машинально поправил будущий детский писатель.
— Что? — не понял Руслан.
— Что? — не понял Чуковский.
Они оба озадаченно посмотрели друг на друга. Первым сообразил Николай Эммануилович:
— «Они» — множественное число для местоимения «он». Для «она» множественным числом будет «оне».
— «И завидуют оне государевой жене…», — вспомнились Лазаревичу строки Пушкина.
— Да, точно. Прошу прощения, но критик — всегда критик, — усмехнулся Чуковский.
«Почему я все время называю его Чуковским?» — подумал Руслан, — «Он еще не взял этот псевдоним, и неизвестно, возьмет ли вообще — Юля говорит, что он до сих пор отказывается т своих собственных стихов. Да и дедушкой Корнеем его даже мысленно называть неловко — ему же еще даже тридцати нет! Он младше меня!».
— Николай Эммануилович, откройте мне страшную тайну — что вы делаете с моей женой… вместе с моей женой… в чем суть ваших занятий с ней…
Оба мужчины мучительно покраснели от неловкости.
— Кхм, — кашлянул Чуковский, — поверьте мне, наши занятия… совершенно пристойны и безобидны!
— Но в чем они заключаются — вы не расскажете.
— Простите, но нет. Мне… несколько неловко…
— А Юле, значит, рассказываете…
— Она, в некотором роде, выступает моей музой…
Чуковский запнулся.
— Вы что-то пишете? — сообразил Руслан.
«Дедушка Корней» вильнул взглядом.
Пишет, понял Руслан. Только что-то… нет, не непристойное, но несерьезное. Что-то, чего он стесняется… Несерьезный жанр… Детектив?
Точно! Детектив!
Ведь Чуковский, можно сказать, сам внезапно оказался героем детектива: сначала в роли жертвы, потом — в роли сыщика-любителя. Отчего ж не описать свои собственные приключения? Правда, преступник так и не был схвачен, вообще больше не подает признаков жизни… и слава богу. Может, гибель Мациевича и нападение на самого Чуковского все же никак и не связаны, мало ли совпадений на свете, подумал Руслан. Ну или убийца и вправду существовал, но неосторожно попил холерной воды или хлебнул метилового спирта, попал под машину, или, в здешних реалиях, под извозчика, подхватил чахотку или трахому, в общем — больше не создаст проблем ни ему, ни людям, которые в будущем могли бы стать кем-то известным…
Твою маман…
— Простите?! — брови Чуковского взлетели вверх, чуть не зацепив прилизанную челку.
— Не вашу, разумеется… И вообще ничью. Это — так… эмоциональное восклицание, призванное проиллюстрировать мое душевное смятение. Я, кажется, понял, в чем был смысл действий нашего маньяка.
Чуковский вздохнул. Этот трижды клятый маньяк до сих пор был его большим провалом. О котором не знал почти никто, но ведь сам-то он — знал! Знал, что принялся играть в детектива — и проиграл! Так и не сумев вычислить убийцу.
— Забавно, — произнес он, — В деревнях «маньяком» называют падающую звезду. Считается, что это падает с небес очередной падший ангел, превращаясь в злого духа. Ведь и наш маньяк, собственно, похож на такого злого духа: возник ниоткуда, как с неба упал — вы ведь говорите, что в вашей истории такого не было? Вы верите в демонов?