Ничего из того, что ассоциируется со словами «дореволюционный трактир» здесь не было. Ни купцов, разрывающих на части жареного молочного поросенка, ни гор блинов с икрой, ни кулебяки на двенадцать слоев, ни шумного пьяного загула, с битьем зеркал и мазанием горчицей носов у половых. Возможно, треш и угар здесь начинаются ближе к ночи, но сейчас трактир напоминал все то же непафосное кафе двадцать первого века, в которое люди ходя поесть, а не набраться впечатлений.
Небольшие столики со скатертями, беленые стены, на которых висели непонятные потемневшие картины. В углу раскинула широченные перистые листья пальма в бочонке, в другом — небольшая буфетная стойка, за которой скучал мужик с окладистой рыжей бородой.
Публики было немного: сам Руслан, подошедший к стойке мужчина в костюме и картузе — попросил водки и миногу, хлопнул рюмку, не отходя от кассы, закусил длинной тощей рыбкой и спокойно ушел по своим делам — да сидевший через стол от Руслана кавказец.
То, что он кавказец, было понятно по акценту, с которым делался заказ — хотя Руслан не настолько ориентировался в акцентах, чтобы понять, дагестанец он, осетин, грузин, армянин или вообще чеченец. Лет тридцати на вид, в простом костюме-тройке, буйная шевелюра черных с легкой рыжиной волос, обязательные усы, короткая борода… Он казался знакомым, но в этом времени знакомых кавказцев у Руслана не было. С другой стороны, по мнению Лазаревича, кавказцы часто схожи между собой: черные, носатые, добродушные… Знакомый-незнакомый кавказец аккуратно ели суточные щи. Не в смысле «щи, которые варились сутки» — что там от них останется? — а щи, которые оставлены на сутки, чтобы настоялись. Или, как рассказывала Танюша, зимой щи выставлялись на мороз, чтобы промерзли за ночь, а на следующий день разогревались. Такие щи были еще вкуснее и нежнее.
Русла успел доесть свою картошку и колбасой и выпить пару чая — вот тут уже в значении «пару кружек» — когда, наконец, появился Андронов-младший.
— Не знаете, кто это был? — кивнул он на дверь, в которой скрылся отобедавший кавказец.
— Посетитель, — пожал плечами Руслан, — Мы не общались.
— Странно… Похож на одного… беспокойного «товарища». Не знал бы точно, что он в ссылке в Вологде — решил бы, что это «Молочный».
По какой, интересно, логике, можно назвать чернявого смуглого кавказца — молочным… а, ну да. Читал Руслан в какой-то книге о том, что в охранке революционерам, за которыми следили, присваивались кодовые имена так, чтобы посторонний по этой кличке не мог понять, о ком идет речь и за кем именно следят. То есть, чтобы в этой кличке прямо или иносказательно не называлась фамилия, имя, внешность, возраст, профессия и тому подобное. Там же и приводился пример: Сталина, по такой логике, охранка назвала бы «Блондином»… да ладно?!
Руслан ошарашено посмотрел на дверь. Да нет… Не может быть… Слишком невероятное совпадение…
— О чем задумались? — оборвал его размышления о статистических вероятностях Андронов.
— Да так… Ни о чем.
— Бумаги с вами?
— Разумеется.
Они прошли в кабинет, половой задернул шторку с внешней стороны и ушел. Руслан проводил взглядом видимые в щели между нижним краем шторы и полом сапоги и повернулся к Андронову:
— Ответьте мне на один вопрос…
— Ну, если это в моих силах…
— Зачем вы убили Распутина?
Глава 28
Юля с Аней молча сидели за столом. Перед ними лежало поле для игры, которую здесь называли «гусек», а в двадцать первом веке — «ходилка-бродилка» (не та, где нужно на экране компьютера мочить монстров, а та, где нужно бросать кубики и двигать фишки) или «кинь-двинь». В коридоре шуршала горничная, собиравшаяся выйти за покупками.
— Танюша… — начала было Юля, но ее оборвал дверной звонок.
— Юлия Николаевна, к вам пришли.
Юля медленно сжала и разжала кулаки. Кто это еще там приперся так не вовремя?
Открылась дверь в гостиную. В ней стоял…
Неожиданно.
— Добрый день, Петр Сергеевич.
Подпоручик Лейб-гвардейского полка — чью фамилию она вечно забывала спросить, а сейчас как-то уже и неловко… — замер в дверях статуей самому себе. Напряженное, прямо-таки окаменевшее лицо, взгляд вдаль, в руке — кивер с разлапистой звездой, вытянут так, как будто его примотал к стальному лому.
Из-за спины подпоручика выглянула любопытная мордочка Танюши, тут же скрывшаяся.
— Добрый день, Юлия Николаевна, — произнес офицер механическим голосом. Нервно дернул подбородком чуть в сторону.
И замолчал.
— Что-то случилось? — первой не выдержала Юля. Подпоручик вел себя… странно. Последний раз они с ним виделись… да, в тот самый день, ужасный день, когда Аня чуть не покончила с собой. Да, она… мягко говоря… надавала ему авансов, а потом бортанула, но… Не копил же он злость полгода чтобы теперь прийти и высказать недовольство в полный голос?