Выбрать главу

— Что за комплексы? — не понял Чуковский.

— Комплекс неполноценности. Психологический выверт.

— Никогда о таком не слышал… Что-то из трудов господина Фройда?

— Возможно… — Руслан честно не помнил, кто впервые описал этот комплекс, может и Фрейд, — Так вот: я верю Юле, я уверен в себе и даже бродящие по дому туда-сюда офицеры не заставят меня усомниться в моей жене.

— Какие офицеры? — Чуковского, похоже, не столько вправду интересовало, что там за история с офицерами, сколько он искренне пытался отвлечь Лазаревича от дурных мыслей, занимая его разговорами. За что Руслан был ему благодарен.

Он коротко пересказал вчерашние появления офицеров, они вдвоем посмеялись над незадачливым ловеласом, чуть было не выскочившим из ума, узрев вместо симпатичной женщины — демона. Руслан объяснил Чуковскому, что такое гролинг, как его жена в молодости выступала в музыкальной группе, отчего история стала выглядеть еще смешнее.

Потом помрачневший Руслан поведал о родившейся теории о том, что Юля с Аней перенеслись обратно в будущее и, возможно, ждут его, где-то там, сто лет тому вперед.

— А вы не думали…простите, что заговорил о плохом… что они пали жертвами… — Чуковский невольно указал рукой за спину, туда, куда воткнулся нож загадочного маньяка.

— Нет, — твердо произнес Руслан, — Загадочных смертей уже давно не было — это раз. Убивали людей известных — это два. Ну и их именно убивали, а не похищали — это три. Нет, с этой стороны я за судьбу своей семьи спокоен.

— Слава Богу, — Чуковский размашисто перекрестился, — Пусть ваша версия окажется истинной, и вы воссоединитесь с семьей. Когда-нибудь. И при жизни.

— Так и будет, — уверенно произнес Руслан.

Чуковский задумался и растерянно посмотрел на принесенную с собой папку:

— А я хотел ей показать…

— Показать — что?

— Свое творчество.

— Вы все-таки закончили детектив?

— Какой… а, вы об обещании, данном нашему лиговскому знакомому? Нет, это еще не закончено. Я о стихах.

Чуковский раскрыл папку и протянул Руслану несколько бумажных листов, скрепленных потемневшей скрепкой, ничем не отличавшей от своих сестер из двадцать первого века.

Лазаревич взял бумаги. На первом листе мелким торопливым почерком было написано стихотворение:

Погулять пошла Танюша

Свою куклу побаюкать…

Дальше очень узнаваемым чуковским слогом рассказывалась история этой самой озорной и шкодливой девочки, чем-то напомнившей Руслану Машу из мультфильма. Наверное, своим неиссякаемым оптимизмом: даже влипнув в неприятности или, например, объевшись вареньем, от которого заболели зубы, она не унывала, а бодро скакала к следующему приключению. Отчего стишок был веселым и немного походил на пародии на занудные нравоучительные истории, популярные в это время: в них дитя, угодившее в неприятности из-за собственных поступков, непременно должно было пострадать для того, чтобы в конце истории сделать вывод «Больше я так делать не буду». В стишке Чуковского мораль «Не унывай, но на своих ошибках учись» тоже присутствовала, но совершенно ненавязчиво.

Хороший стишок.

Руслан его раньше никогда не видел.

— Я его сам написал, — непонятно пояснил Чуковский.

— Я понял, — не совсем понял Руслан.

— Нет, я несколько другое имел в виду. Юлия Николаевна принесла мои стихи, другие, из будущего. Они… хорошие, но… Они не мои. У меня нет дочки Мурочки, которая в некоторых из них упоминается, многие вещи в них… Их написал другой я. Проживший другую жизнь. Я не могу издавать их под собственным именем. Это не мои стихи.

— Николай Эммануилович…

— Нет-нет, этот вопрос мы обсуждали с вашей женой. Лишать детей счастья прочитать такие великолепные стихи только из-за моей совести — неправильно. Я их буду издавать, под псевдонимами, разными, чтобы их не связали с каким-то одним человеком… Но и не писать стихи я тоже не могу!

Руслан даже вздрогнул, настолько неожиданно разгорячился Чуковский.

— Я ведь вижу, что МОГУ, могу писать стихи! Больше того — я хочу это делать! Да прямо сейчас у меня в голове крутятся обрывки рифм и строк! И в то же самое время я не уверен — смогу ли я достичь своего собственного уровня, уровня себя будущего. Вот я и принес первую пробу пера, показать Юлии Николаевне…

Оба мужчины печально замолчали.