Пэлем Гринвел Вудхауз
Дживс готовит омлет
В наше неспокойное время каждому мыслящему человеку, наверно, приходило в голову, что против тёток пора принимать самые решительные меры. Я, например, давно уже считаю, что надо испробовать все ходы и выходы, но найти какие-то пути к обузданию этой категории родственников. Если бы кто-нибудь пришёл ко мне и сказал: «Вустер, не хотите ли вы вступить в новое общество, которое ставит своей целью пресечь деятельность тёток или хотя бы держать их на коротком поводке, чтобы они не рыскали на свободе, сея повсюду хаос и разрушение?», я бы ответил: «Уилбрахам! – если бы его имя было Уилбрахам, – я с вами всем сердцем и душой, запишите меня членом-учредителем!» И при этом вспомнил бы злосчастную историю с моей тётушкой Далией и Фодергилловской Венерой, после которой я ещё только-только прихожу в себя. Шепните мне на ухо название усадьбы Маршем Мэнор, и моё сердце затрепещет как крылышки колибри.
В момент завязки этой истории, если завязка – правильное слово, – я чувствовал себя в отличной форме и ничто на свете меня не тревожило. Приятно расслабившись после тридцати шести лунок гольфа и обеда в «Трутнях», я лежал на любимом вустеровском диване с кроссвордом из «Дейли Телеграф», когда раздался телефонный звонок. Было слышно, как Дживс взял трубку в прихожей. Вскоре он возник передо мной.
– Это миссис Траверс, сэр.
– Тётушка Далия? Что она хочет?
– Она не поставила меня в известность, сэр. Но, по-видимому, ей крайне желательно вступить в непосредственный контакт с вами.
– То есть, она хочет поговорить со мной?
– Именно так, сэр.
Теперь даже как-то странновато, что предчувствие нависшей беды не охватило меня, когда я шёл к телефону. Никаких таких мистических способностей – в этом моя беда. Не подозревая, в какую кашу вскоре угожу, я был только рад случаю перекинуться словечком-другим с сестрой моего покойного отца. Как всем известно, это моя хорошая и достойная тётушка, которую не следует путать с тётей Агатой – настоящим вурдалаком в юбке. По разным причинам мы уже некоторое время не имели возможности как следует почесать языки.
– Хэй-хо, почтенная прародительница! – приветствовал я тётушку.
– Здорово, юное проклятие рода! – ответила она в своей сердечной манере. – Ты вполне трезв?
– Как стёклышко.
– Тогда слушай внимательно. Я сейчас в Нижнем Маршеме – это такая деревушка в Хэмпшире. Я гощу здесь в усадьбе Маршем Мэнор у Корнелии Фодергилл, романистки. Слыхал о такой?
– Только краем уха. В моём списке литературы её нет.
– Это потому, что ты мужчина. Она поставляет розовую водичку на потребу женскому полу.
– Аа, ясно, как жена Бинго Литтла. То есть, для вас – Рози М. Бэнкс.
– Ну да, в этом роде, но только ещё душещипательней. Там, где Рози М. Бэнкс просто щиплет, Корнелия Фодергилл хватает двумя руками и завязывает в узел. Я пытаюсь договориться, чтобы печатать её новый роман по частям в «Будуаре».
Я уловил суть дела. Теперь, правда, она его уже продала, но в то время, что я описываю, моя тётя ещё была владельцем, то бишь владелицей, еженедельника для слабоумных дамочек под названием «Будуар элегантной дамы». Однажды я даже написал туда статью – или «дал материал», как говорим мы, старые писаки – под названием «Что Носит Хорошо Одетый Мужчина». Как и все еженедельники, он постоянно находился, что называется, «на краю пропасти», и легко было понять, что роман с продолжением от специалистки по розовой водичке оказался бы как нельзя более своевременной животворной инъекцией.
– Ну и как, успешно? – поинтересовался я.
– Пока не очень. Всё какие-то проволочки.
– Про что?
– Волочки, тупица!
– Она что, отвечает вам «nolle prosequi», как выражается Дживс?
– Не совсем. Она не закрывает двери для мирного урегулирования. Я же говорю – у неё тактика про…
– Волочек?
– Их самых. Она не говорит «нет», но не говорит и «да». А Том опять, как назло, строит из себя скупого рыцаря.
Имелся в виду мой дядя – Томас Портарлингтон Траверс, который оплачивал счета этого самого, как он выражался, «Пеньюара мадам». Он богат точно креозот – так, кажется, принято говорить – но как и все богачи, терпеть не может раскошеливаться. Вы много потеряли, если не слышали, как он выражается по поводу подоходного и прогрессивного налога.
– Он не даёт мне больше пяти сотен фунтов, а она хочет восемь.
– Даа, это похоже на тупик…
– Так было до сегодняшнего утра.
– И что же случилось утром?
– Кажется, обозначился какой-то просвет. Насколько я поняла из её слов, она готова уступить. Ещё один толчок – и дело в шляпе. Ты как, всё ещё трезв?
– Да.
– Так продержись ещё до конца недели. Ты едешь сюда!
– Кто, я?
– Ты, собственной персоной.
– Но зачем?
– Поможешь мне её убедить. Употребишь всё своё обаяние…
– Да какое там обаяние!
– Ну сколько есть. Подольстись. Сыграй на струнах её сердца.
Тут я слегка поёжился. Не люблю я эти свидания неизвестно с кем. Опять же, если жизнь меня чему-то и научила, так это тому, что благоразумный человек должен держаться подальше от писателей женского пола. Хотя, конечно, если там собиралось приятное общество… Я попробовал выяснить.
– А кто там ещё будет? В смысле, из молодёжи, из интересных людей?
– Ну, молодёжью их не назовёшь, но народ интересный. Муж Корнелии – Эверард Фодергилл – художник, и его отец, Эдвард Фодергилл – тоже что-то в этом роде. Так что не заскучаешь. Короче, пусть Дживс соберёт твои пожитки, и ждём тебя в пятницу. Помаячишь тут до понедельника.
– Это что, в компании с парой художников и слезоточивой писательницей? Небольшое удовольствие…
– А тебе и не полагается получать удовольствие, – успокоила меня престарелая родственница. – Просто сделай своё дело. Да, и кстати, когда приедешь, я попрошу тебя об одном пустячке.
– Что ещё за пустячок?
– Расскажу, когда увидимся. Всего лишь простенькая маленькая услуга любимой тётушке. Тебе это понравится, – сказала она и с весёлым «Пока-пока!» повесила трубку.
Я думаю, многих удивляет, что Бертрам Вустер, этот в общем-то железный человек, тает как воск в руках своей тётушки Далии и мчится выполнять малейший её каприз как дрессированный тюлень, отрабатывающий свой кусок рыбы. Им просто невдомёк, что эта женщина владеет секретным оружием, которым она в любой момент может подчинить меня своей воле. А именно, если я вздумаю артачиться, ей достаточно пригрозить, что меня больше не пригласят на обед, и тогда – прощайте, все жареные и пареные шедевры Анатоля, её французского повара, истинного подарка небес для желудочного сока! Так что, когда она говорит: «Ступай!», я исполняюсь её волей, как в Библии, и «ступаю» без всяких проволочек. И вот почему в тихих сумерках пятницы 21-го того же месяца я уже был за рулём своей верной спортивной модели, вокруг меня был Хмпш., по левую руку – Дживс, а душу терзали смутные опасения.
– Дживс, – сказал я, – меня терзают смутные опасения.
– В самом деле, сэр?
– Да. Хотел бы я знать, что за каша там заварилась.
– Боюсь, я не вполне улавливаю ход ваших мыслей, сэр.