— Прошу! — сказал он, вбросив меня в комнату. — Мы ведь не хотим поднять на ноги весь дом, верно? Итак, — он определил меня на ковер и закрыл дверь, как-то неприятно пошевеливая при этом бровями, — расскажите-ка мне об этом очередном приступе умопомешательства.
Веселый беззаботный смех, подумал я, наверняка поможет разрядить обстановку.
— Говорите членораздельно, — пресек мои старания доброжелательный хозяин. Должен признать, что и сам представлял себе веселье и беззаботность как-то по-другому.
Героическим усилием воли я овладел собой.
— Безумно жаль, что все так получилось, — участливо произнес я. — Дело в том, что я принял вас за Таппи.
— Сделайте милость, избавьте меня от своего идиотского сленга! Что вы имели в виду под этим невнятным «таппи»?
— Это, знаете ли, не то чтобы «невнятное». Скорей уж, «невзрачное», если присмотреться повнимательней… Короче говоря, я думал, что вы — это он.
— Вы думали, что я — мой племянник? Как я могу быть своим племянником?
— Да нет, я вот что хочу сказать: я думал, что это его комната.
— Нет. Мы обменялись комнатами. Терпеть не могу спальни на верхнем этаже. Все время думаю о пожаре.
Тут, впервые с начала собеседования, я ощутил прилив душевных сил и перестал чувствовать себя лягушкой, попавшей под плуг — что, должен заметить, печально сказывалось на моей манере общения. Чудовищная несправедливость случившегося так взволновала меня, что я воспрянул духом и уставился на этого труса в розовой пижаме с отвращением и некоторым презрением. Этот пожарофоб, видите ли, эгоистично обрекает Таппи на участь цыпленка табака — и плакали мои всесторонне продуманные планы! По-моему, я даже слегка фыркнул.
— Я полагал, ваш слуга сообщит вам об этом, — сказал сэр Родерик. — Я встретил его после ленча и просил передать, что мы намереваемся совершить обмен.
Я пошатнулся. Нет, пошатнулся — слабо сказано. Новость была столь сногсшибательная, что даже не то что застала меня врасплох, а, можно сказать, послала в нокаут. Что же это получается?! Выходит, Дживс заранее знал, что в кровати, которой я готовлю участь игольной подушечки, будет спать этот старый брюзга! Знал — и позволил ринуться навстречу судьбе, не предупредив ни словом? Нет, это было выше моего понимания. У меня просто земля ушла из-под ног. Да, практически ушла.
— Вы сказали Дживсу, что будете спать в этой комнате? — просипел я.
— Да. Зная о вашей с племянником дружбе, я желал застраховаться от подобного визита. Признаюсь, мне не пришло в голову, что этого визита можно ожидать в три часа ночи. Какого дьявола вы рыщете по дому в такое время? — рявкнул он, внезапно рассвирепев. — И что это у вас за штука в руке?
Тут я заметил, что по-прежнему сжимаю палку с иглой. Клянусь честью — в эмоциональном смерче, порожденном откровением о Дживсе, я совершенно упустил из виду этот деликатный предмет.
— Это? — сказал я, — Ах, да.
— Что значит «ах, да»? Что это?
— О, это долгая история…
— Ничего, у нас вся ночь впереди.
— Ну, тогда начнем. Прошу вас мысленно вернуться на несколько недель назад: итак, я сижу в «Трутнях» после обеда, безобидный как младенец, и умиротворенно курю сигаре…
Сэр Родерик меня не слушал. Он вглядывался в край кровати, откуда на ковер уже капала вода.
— Боже праведный!
— … курю сигарету, весело и непринужденно болтаю о том о сем…
Этот тип опять отвлекся. Он поднял простыни и уставился на трупик грелки.
— Эт-то… ваших рук..? — удушливо прохрипел он.
— М-м… да. По правде говоря, да. Мой рассказ как раз продвигается к…
— И ваша тетушка еще пыталась убедить меня, что вы не сумасшедший!
— Но я же нормальный. Совершенно нормальный! Если вы позволите мне объясни…
— Не позволю!
— Все началось с того…
— Замолчите!!!
— О, всегда к вашим услугам.
Сэр Родерик сделал пару глубоких вдохов через нос. По-моему, это называется методом глубокого дыхания.
— Моя кровать превратилась в сплошную лужу!
— Так вот, началось все…
— Да замолчите же! — похоже, его мутило. — Вы, идиот несчастный, — сказал он, одолев приступ тошноты, — скажите мне, будьте любезны, где находится ваша комната?
— Этажом выше. Комната башенных часов.
— Благодарю вас. Я ее найду.
— А?
Он прицелился в меня бровью.
— Я намерен, — сказал он, — провести остаток ночи именно там. Ваша кровать, я надеюсь, пригодна для сна. Вы же можете располагаться здесь — со всеми возможными удобствами. На этом позвольте пожелать вам доброй ночи.
И превосходящие силы неприятеля ретировались с поля боя, оставшегося в моем полном распоряжении.
Мы, Вустеры, бывалые бойцы; к превратностям судьбы нам не привыкать. Но не стану грешить против истины, намекая, что открывавшиеся перспективы приводили меня в восторг. С первого взгляда на кровать было понятно, что для использования по прямому назначению она не пригодна. Для аквариумной рыбки — может быть, но не для Бертрама. Осмотревшись, я решил разбить бивуак в кресле. Притащил пару подушек с кровати, обернул колени каминным ковриком и принялся считать овец.
Но толку от этого было мало. Старый сухофрукт так кипятился, что отбил у меня всякую охоту ко сну. Заодно с дремотой наплывали тягостные мысли о черном вероломстве Дживса. В придачу становилось все холоднее и холоднее. Я уже смирился с мыслью, что не усну до конца своих дней, как вдруг над самым ухом прозвучало: «Доброе утро, сэр»; я вздрогнул всем телом и сел.
Готов поклясться, что ни на минуту не сомкнул глаз — но похоже, они все-таки сомкнулись. Потому что шторы были отдернуты, в окна лился свет, а рядом со мной высился Дживс с чашкой чая на подносе.
— Счастливого Рождества, сэр!
Я потянулся немощной рукой за животворным напитком, сделал пару глотков и немного пришел в себя. Руки и ноги нещадно ныли, шея и то, что выше, налились свинцом, но мыслить с определенной долей ясности я уже мог. Я навел на Дживса каменный взгляд и приготовился задать ему взбучку.