Так что хоть мне и было немного не по себе, но меня не удивил ни его пронизывающий взгляд, ни сиплый рык, похожий на ворчание бенгальского тигра над телом поселянина, которым он намерен позавтракать.
— Что значит — великолепно? Тебе так не терпится с ней увидеться?
Вижу, тут требуется действовать тактично.
— Не то что не терпится, — говорю. — Это слишком сильно сказано. Но мне хочется услышать ее мнение по поводу вот моих усов. Она девица со вкусом, и я готов подчиниться ее суду. Как раз перед твоим приходом Дживс подверг их сокрушительной критике, и я немного засомневался. А кстати, что ты думаешь о моих усах?
— Я считаю, что это уродство.
— Уродство?
— Безобразие. Ты похож с ними на хориста из бродячей труппы. Так Дживсу, ты говоришь, они не нравятся?
— Похоже, что нет.
— Значит, ты их сбреешь? Слава богу.
Я насторожился. Я решительно возражаю против распространенного в кругу моих знакомых мнения, будто я в моем доме играю подчиненную роль и вообще что Дживс скажет, то и делаю.
— Только через мой труп! Они останутся там, где растут. А Дживсу — фига, если позволительно так выразиться.
Сыр пожал плечами:
— Дело твое. Если ты не против служить всеобщим пугалом…
Я насторожился еще больше:
— Ты сказал — пугалом?
— Именно.
— Ах вот, значит, как? — парировал я, и, если бы на этом месте нас не прервали, возможно, что дальнейшее объяснение между нами приняло бы более острый оборот — ведь я все еще находился под действием волшебного напитка и не склонен был терпеть дерзости. Но не успел я сказать ему, что он тупица и осел, неспособный оценить красоту и своеобразие, даже если ему преподнести их на шампуре, как раздался звонок в дверь, и Дживс объявил о приходе Флоренс.
Глава 3
Мне сейчас пришло в голову, что, набрасывая, если помните, в самом начале этого повествования портрет Флоренс Крэй, я, кажется, допустил ошибку, и вы получили о ней не совсем верное представление.
Узнав, что она девица образованная, пишет романы и водит дружбу с высоколобыми обитателями Блумсбери, вы, наверно, представили себе ее в виде пухлой коротышки с чернильной кляксой на подбородке, как сейчас модно у интеллигенции женского пола.
Но это очень далеко от истины. Она девушка рослая, стройная, красивая, у нее потрясающий профиль и пышные платиново-белокурые волосы, с такой внешностью вполне можно было бы претендовать на место первой звезды в гареме какого-нибудь султана из высшего класса. Я знал крепких мужчин, которых с первого взгляда сражала ее красота, а заезжие американцы почти всегда провожают ее одобрительным свистом, стоит ей выйти из дому на прогулку.
Она жизнерадостно влетела в гостиную, вся разодетая в пух и прах, но Сыр при ее появлении холодно посмотрел на часы.
— Наконец-то, — произнес он хамским тоном. — Я вас давно жду. Очевидно, вы забыли, что с дядей Джо случается родимчик, если его заставят дожидаться супа.
Я ожидал, что сейчас ему достанется за этот тон, так как Флоренс, я знал, девица с норовом. Но она пропустила его упрек мимо ушей, и я увидел, что ее блестящие карие глаза направлены на меня, притом с каким-то странно восторженным выражением. Может быть, вам случалось видеть, как девочки подросткового возраста взирают в кинотеатре на Хамфри Богарта? Так вот, нечто подобное было в обращенном на меня взоре Флоренс. Ну, прямо картина «Душа пробуждается», если вы знаете, что я имею в виду.
— Берти! — взвизгнула она, затрепетав вся от бушприта до кормы. — Усы! Какая прелесть! Что же вы столько лет прятали их от нас? Это изумительно. Они придают вам шикарный вид. Совершенно другой человек.
На злосчастную растительность у меня под носом за последнее время было выплеснуто столько беспросветной хулы, что, казалось бы, эти девичьи восторги должны были бы согреть мне душу. Конечно, живешь, как говорится, ради искусства, а хвала и клевета публики — это дело десятое, и так далее, но все-таки приятно обзавестись одобрительным отзывом, который можно наклеить к себе в альбом, — вы согласны? Однако же я остался холоден, особенно в области пяток. Глаза мои сами собой скосились на Сыра — я хотел проверить, как он к этой хвале относится, и с тревогой убедился, что относится он довольно плохо.
Досада — вот слово, которое вертелось у меня на языке. Сыра явно разбирала досада, словно он за обедом в ресторане раскусил тухлую устрицу. И честно сказать, я его не виню. Когда любимая девушка у тебя на глазах ласково треплет по щеке другого мужчину, да еще пожирает его вытаращенными от восторга глазами, всякий жених от такого зрелища может взбелениться. А Сыр, как я уже говорил, даст фору любому Отелло.