Я, конечно, удивился. Да и как не удивиться, если вы только что расстались с А и встретились с Б и этот самый Б с первых же слов начинает говорить об А.
– Как ты сказал – сэр Родерик Глоссоп?
– Да.
– Я не знал, что вы знакомы.
– Знакомство самое шапочное. Виделись раза два. Он большой приятель моей тети Миртл.
– А, тогда понятно. Я их вчера вечером видел, они вместе ужинали.
– Что ж, идем со мной в «Карлтон», увидишь, как я сегодня с ним обедаю.
– Чаффи, дружище, разумно ли ты поступаешь? Мудро ли? Преломить хлеб с этим субъектом – значит обречь себя на крестные муки. Уж я-то знаю, на собственной шкуре испытал.
– Понимаю, Берти, но ничего не поделаешь. Я получил от него вчера срочную телеграмму, он просил обязательно приехать и поговорить с ним. Знаешь, какая у меня возникла надежда? Что он хочет снять Чаффнел-Холл на лето, или, может быть, кто-то из его знакомых. Вряд ли он стал бы слать срочные телеграммы просто так. Нет, Берти, уж лучше мне пойти. А с тобой мы давай завтра поужинаем.
При других обстоятельствах я бы и руками и ногами «за», но сейчас пришлось отказаться. Я все обдумал, распорядился, и изменить уже ничего нельзя.
– Извини, Чаффи. Завтра я уезжаю из Лондона.
– Уезжаешь?
– Уезжаю. Управляющий дома, в котором я живу, поставил меня перед выбором: или я немедленно съезжаю с квартиры, или прекращаю играть на банджо. Я предпочел съехать. Хочу снять где-нибудь в деревне коттедж, потому-то и сказал, что у меня к тебе дело. Можешь сдать мне коттедж?
– У меня их штук десять, выбирай любой.
– Мне нужна тишина и уединение. Я буду с утра до вечера играть на банджо.
– Есть именно то, что тебе нужно. На берегу залива, ближайшие соседи на расстоянии мили, если не считать полицейского, сержанта Ваулза. А он играет на фисгармонии. Можете составить дуэт.
– Великолепно!
– А еще в этом году приехали негры-менестрели. Будешь перенимать их приемы.
– Чаффи, это предел мечтаний. А для разнообразия будем иногда проводить время вместе.
– Но играть на своем дурацком банджо в Чаффнел-Холле ты не будешь, не надейся.
– Ладно, дружище, не волнуйся. Я буду приходить к тебе обедать.
– Спасибо.
– Не стоит благодарности.
– Кстати, что по этому поводу говорит Дживс? Не думаю, что он так уж рвется уехать из Лондона.
Я слегка нахмурился.
– Меня не интересует, что говорит Дживс по этому поводу, равно как и по любому другому. Наши с ним пути разошлись.
– Как разошлись?
Я знал, что новость поразит его.
– Да, – пояснил я, – отныне Дживс пойдет по жизни своей дорогой, а я – своей. У него хватило нахальства заявить мне, что он уйдет, если я не перестану играть на банджо. Я принял отставку.
– Ты в самом деле позволил ему уйти?
– Конечно.
– Ну и дела.
Я небрежно махнул рукой:
– Такова жизнь, Чаффи. Конечно, я не в восторге, зачем притворяться, но как-нибудь переживу. Я все-таки уважаю сам себя и не могу принять условия моего слуги. Когда имеешь дело с Вустерами, не стоит заходить слишком далеко. «Очень хорошо, Дживс, – сказал я. – Так тому и быть. Я с интересом буду наблюдать за вашей карьерой». Вот и вся история.
Мы прошли несколько шагов молча.
– Стало быть, Дживс у тебя больше не служит, – задумчиво проговорил Чаффи. – Н-да, дела. Не возражаешь, если я загляну к вам и попрощаюсь с ним?
– Нисколько.
– В знак уважения.
– Конечно.
– Я всегда восхищался его умом.
– Я тоже. Кому и восхищаться, как не мне.
– Так я после обеда заскочу.
– Даю тебе зеленую улицу, – сказал я небрежно и даже безразлично. После разрыва с Дживсом я чувствовал себя так, будто наступил на мину и теперь собираю разлетевшиеся по равнодушному миру осколки самого себя, однако мы, Вустеры, умеем не ронять свое достоинство.
Я пообедал в «Трутнях» и просидел там довольно долго. Мне было о чем подумать. Рассказ Чаффи о неграх-менестрелях, которые распевают народные песни на песчаном побережье Чаффнел-Риджиса, решительно склонил чашу весов в пользу этой замечательной деревушки. Я смогу встречаться с виртуозами, возможно, даже перейму у них какие-то приемы и секреты исполнения, эта надежда помогала смириться с перспективой не в меру частых встреч с вдовствующей леди Чаффнел и ее отпрыском Сибери. Сочувствую и всегда сочувствовал бедняге Чаффи, каково-то ему терпеть общество этих двух злокачественных прыщей, которые постоянно вскакивают у него на пороге. В первую очередь это относится к недорослю Сибери, его следовало задушить еще в колыбели. Я с самого начала был уверен, что именно он пустил мне в постель ящерицу, когда я последний раз гостил в Холле, хотя прямых доказательств у меня нет.