Его зубы погрузились в мою шею, и я ахнула. Однако прежде чем я осознала происходящее, резкая боль прошла и сменилась ощущением теплого влажного языка на коже.
— О, ну… это не так уж плохо, — прошептала я, трепеща в экстазе.
Я почувствовала единство с этим мужчиной, и это было возбуждающе. Я знала, что у Дориана, если он захочет, есть силы, которые уничтожат меня. Вместо этого своим языком он творил с моей шеей что-то невероятное, пока его сильные руки удерживали меня.
— Да, — прошептала я. Ноги подкосились.
— Я же сказал, что буду нежным, — пробормотал он мне в шею. Теплота дыхания заставила мою кожу покрыться мурашками.
Суккуб внутри умолял меня о большем, горя от желания. Я хотела его губы на других местах, хотела знать, каково это — лежать под ним обнаженной. Я застонала, вцепившись в Дориана, мое женское естество изнывало от желания.
Он подержал меня еще немного, посасывая рану, а потом лизнул вокруг несколько раз, пока она не зажила. Когда он меня отпустил, я не сразу пришла в себя, и не была готова к тому, что он отстранится.
— Все нормально? — спросил он, глядя на меня сверху вниз.
Не слушая вопящую внутри меня шлюху, я потерла шею.
— Да. Определенно, да. Ну, я чувствую себя немножко пьяной, но все прошло не так плохо, как я себе представляла.
Он ухмыльнулся.
— Хорошо. Кажется, я был немного прожорлив, — сказал Дориан. Выглядел он лучше. — Но, думаю, мы оба знаем, что ты взяла кое-что поважнее моей крови.
— Я знаю. Этого не повторится. Ну, извини, у меня дела, — сказала я, вспомнив о телефоне.
Наверняка Алекс теряется в догадках, почему я не ответила.
— Например, какие? — спросил он, когда я двинулась к лестнице.
— Позвоню Алексу, а потом пойду работать.
Он последовал за мной вниз и в кухню.
— Джизбел, слишком опасно для тебя оставаться в Вегасе.
— Слушай, Дориан. Я не собираюсь бежать и прятаться.
Он что-то пробормотал.
Я взяла телефон с кухонной тумбочки и поморщилась.
— Ну что?
— Я сказал, что ты ведешь себя как дура, — ответил Дориан, прислонясь к двери и скрещивая руки на груди. — И это не значит «безрассудная».
— Слушай, я ценю, что ты пришел сюда предупредить меня о Владе и, — я вздохнула, — рассказать мне о маме, но, как я уже сказала, я не собираюсь прятаться. Это не мое.
— Ты совершаешь ошибку.
На самом деле, я не особенно представляла себе, что буду делать, но я не люблю, когда мне указывают, что делать. Особенно вампир, которого я только что встретила. И неважно, насколько он сексуален.
— Спасибо за заботу, но все будет нормально. Если они знают, где я живу, они, считай, уже нашли меня.
— Поверь мне, им не составит труда. Я слышал, что Влад уже отчаялся найти вас, и он бросил на поиски все свои силы.
— А что за срочность?
— Не знаю. А что говорится в письме?
Я округлила глаза.
— Она не сказала тебе, почему он нас ищет?
— Не совсем. Я знаю, что вы нужны ему мертвыми.
— Я думала, вы были близки, — удивилась я. Почему мама не поделилась с ним догадками о том, что Владу нужны наши силы? А потом я поняла — если Влад нашел способ извлекать их из нас, кто может поручиться, что и другие не смогут?
— Мы были друзьями в некотором роде. Врагами Влада и Совета. Она не говорила мне о причинах, и я не спрашивал. Думаю, не для чего хорошего вы ему не нужны.
— Может, он просто козел, — я решила не говорить ему о том, что держала в секрете мама. У нее были причины, это точно.
— Может.
— Ну, а как ты нашел меня?
— Твоя мать сказала мне, как найти тебя незадолго до смерти. Она навещала тебя во сне.
Я вспомнила о сне несколько недель назад.
— О. Конечно, — сказала я. Воспоминания о сне были отрывочными.
Сейчас, зная, что она и правда навещала меня, и это не был лишь плод моего воображения, я снова едва не расплакалась. Боже, я так по ней скучала.
— Ты не знала?
Я помотала головой.
— Нет. То есть, я знала, что она сможет так сделать. Особенно если знала, что мне грозит опасность.
У суккубов есть способность появляться во снах. В большинстве случаев это используется для соблазнения или по каким-то другим причинам. Моя мама, правда, была не такой, как остальные. Как ни заманчиво это было для нее, как для существа, питающегося сексуальной энергией, она считала это аморальным и учила меня пользоваться этим даром только в экстренных случаях. Конечно, мать Лилит была наполовину человеком, и это могло сделать ее более чувствительной к смертным.