Весьма неприятная правда.
— Значит, надо срочно начинать конституционный кризис? — спросил Чарли.
— Надо? Бля, сынок, нет. Это, блин, последнее, что нам надо. Но мы его точно получим.
Гарнер поднялся, подался вперёд и вернул бутылку. Он сделал ещё один хороший глоток.
— Вот, что нам нужно.
Пьяный и трезвый, он лавировал насколько мог долго и упорно, противоборствуя импичменту. Чарли писал речь за речью, пытаясь склонить общественное мнение против этих действий Палаты. Никакого толка с этого не вышло. Чарли не особо-то и ожидал, что выйдет.
Комитет по внутренним делам Палаты представителей доложил о трёх пунктах импичмента, получивших голоса 37-1, 33-5 и 37-1. Вся Палата приняла их с практически такой же разницей. Президенту объявили импичмент впервые за восемьдесят пять лет. Дело передали для разбирательства в Сенат.
Председатель Верховного суда Прескотт Буш заседал с таким видом, будто ему хотелось оказаться где угодно, но только не здесь. Помощник судьи, который являлся настоящим юристом, сидел под локтем у Буша и помогал тому продираться через все возможные юридически дебри. Адвокаты президента старались сделать эти дебри максимально непроходимыми. Верховный судья выносил решения в их пользу всякий раз, когда это позволяло не выставить себя на посмешище.
Всё без толку. Трое конгрессменов, которым удалось добиться осуждения, справились с этими юридическими препонами, проехавшись по ним, словно танк «Першинг» и раздавив их в лепёшку. Джо Стил обвинялся во всех преступлениях, достойных импичмента. Об этом знали все. Пока он был жив, никто ничего не делал, никто не мог ничего сделать. Теперь он мёртв, а Джон Нэнс Гарнер оказался удобным козлом отпущения.
Когда Сенат проголосовал за вынесение обвинительного приговора, голоса по трём пунктам разделились на 84–12, 81–15 и 73–23, во всех случаях это больше, чем необходимые две трети. Наблюдая за происходящим из ложи для гостей, Чарли видел, как Прескотт Буш облизнул губы, прежде чем произнести очевидное:
— Президент Гарнер признан виновным по трём пунктам импичмента. Согласно этому, он освобождается от занимаемой должности и ему запрещается занимать и использовать какую-либо почётную, управляющую или коммерческую должность в Соединённых Штатах. Он по-прежнему может быть подвергнут обвинению, суду, приговору и наказанию в соответствии с законом. — Он стукнул молоточком. — Данное слушание завершено.
— И кто теперь будет управлять? — выкрикнул кто-то из ложи. Двое копов схватили его и уволокли прочь. На вопрос никто не ответил.
Чарли вернулся в Белый Дом как раз к тому моменту, чтобы услышать, как молодой репортёр спрашивал Джона Нэнса Гарнера:
— Сэр, что вы думаете о своём обвинении и отстранении?
— Да и хрен с ними со всеми, — ответил Гарнер.
Паренёк покраснел. Что он там ни напишет в своей статье, этих слов там не будет. Подыгрывая, он повторил попытку:
— И, что будете делать теперь?
— Поеду домой в Ювалде и буду ловить червей в текиле, — ответил Гарнер. — Вы решили, что со мной страна скатится в ад, теперь увидите, как она скатится в ад без меня.
На этом пресс-конференция окончилась.
— Мне жаль, сэр, — сказал ему Чарли.
— Мне тоже, Салливан. — Джон Нэнс Гарнер пожал плечами. — Ну, а что можно сделать? Посмотрим, как это чёртово дурачьё будет управлять этой проклятой страной, вот и всё. Как я и сказал тому мелкому подонку — да и хрен с ними со всеми. Кабы не те мудаки, что поступили так со мной, я бы только обрадовался предлогу уйти.
— Удачи, — сказал Чарли.
Они пожали руки. Чарли надеялся, что никто не бросит Гарнера в тюрьму на всё оставшееся ему время. Он находился в составе администрации Джо Стила, но не являлся её частью. Политика — не его вина. Разумеется, он и не сделал ничего, чтобы их остановить.
«Впрочем, как и я», — посетила Чарли неуютная мысль. Если там всё ещё искали козлов отпущения, он был неподалёку.
Распрощавшись с Джоном Нэнсом Гарнером, он отправился домой.
— Что ты тут делаешь в это время дня? — удивлённо спросила Эсфирь.
— Милая, я — президентский спичрайтер в стране без президента, — ответил он. — Какой смысл там болтаться?
— Тебе будут платить, если ты не будешь показываться?
Да, она была весьма практична.
— Не знаю. Сказать по правде, я за это и не переживаю. Пока меня не арестовали, полагаю, я ещё в игре.
— Арестовать? Они же не могут! — Эсфирь скорчила гримасу. — Ой, полагаю, могут, если захотят. Вот, что ты получил за столь долгую работу на этого человека.