– Да, да, Норберт, – прервал его Рэндальф. – Твои рассказы меня всегда просто восхищали. – И он снова повернулся к Джо. – На самом деле я вовсе не хочу, чтобы ты вызывал Энгельберта на поединок…
– Не хочешь? – удивился Джо.
– Конечно же, нет! – сказал Рэндальф. – Было бы в высшей степени странно, если бы я этого хотел!
– Так ЧЕГО же тогда тебе от меня надо? – спросил Джо.
– Психологического решения данной проблемы! – И Рэндальф выразительно постучал пальцем по виску. – Все дело в знании психологии людоедов.
– Правда? – удивился Джо.
– Ну, слушай. – Рэндальф с трудом подавил зевоту. – Всем известно, что у людоедов, хоть сами они и велики, мозгов маловато. Не правда ли, Норберт?
Джо так и вцепился в плечо великана, когда Норберт энергично закивал в знак согласия.
– Неужели это действительно так? – еще больше удивился Джо.
– Ну конечно! – сонно подтвердил Рэндальф. – Тебе потребуется только ошеломить его – ты стремительно подлетишь к нему в своих Поножах Могущества, взмахнешь у него перед носом острым Трезубцем Хитрости и загипнотизируешь его взглядом из-под Шлема Сарказма, а потом четко и внятно заявишь: пусть немедленно прекратит так отвратительно себя вести, а иначе!..
– А что «иначе»? – спросил Джо.
– А иначе ты дашь ему такого пинка под зад!.. Ну, и можешь добавить от себя еще что-нибудь язвительное – скажем, насчет его внешности, – тогда он и вовсе разнюнится, как младенец. Все очень просто.
– Раз это так просто, – сказал Джо, – то зачем же вам понадобился я?
– Психология! – зевнул Рэндальф. – Ты герой-воитель, а людоеды до смерти боятся героев-воителей. Они знают, что герои убивают великанов и троллей, сражаются с драконами и побеждают их, но никто не может одержать победу над героем-воителем. Это всем известный факт.
– Но я же не герой-воитель! – завопил Джо. – Я все время тебе это твержу! И я никогда не убивал ни великанов, ни троллей! Честное слово!
– Мальчик мой, – сказал Рэндальф, усевшись поудобнее и прислоняясь к могучему уху Норберта, – да этот Энгельберт как его там только посмотрит на тебя в твоих замечательных доспехах и тут же, разрыдавшись, как младенец, пообещает быть добрым и ласковым, как котенок! Особенно если ты, как бы случайно, заметишь, что глаза у него налезают один на другой и воняет он, как розовый смердун из Благовонных Грязей. Можешь мне поверить, я ведь…
– Ну да, волшебник… – уныло закончил Джо, но Рэндальф его уже не слышал: он крепко спал, негромко, но трескуче похрапывая.
– Ну вот, он опять отключился, – сказала Вероника. – Никогда не видела, чтобы волшебники так много спали! Что ж, по крайней мере во сне он не болтает!
– Заткнись, Вероника! – сонно пробормотал Рэндальф.
– Это единственное, что он способен произносить даже во сне! – усмехнулась Вероника.
Возвращались они тем же путем – по извилистой тропе мимо Гнилых Гор. Неторопливо тянулось раннее утро; наступил полдень…
БУМ-М!
Позади негромко бумкнула Маунт-Бум. Мохнатые писклявые бабочки шныряли туда-сюда в поисках сладкого нектара, которым питались; покрытые перхотью птицы – выворотни возились у обочины тропы в пыли, издававшей жуткий гнилостный запах, а рой толстых жуков-оленей кружил с жужжанием в поисках маргариток-убийц, чтобы опылить их.
– Эти жуки похожи на Рогатого Барона, – рассмеялся вдруг Джо.
Вероника кивнула, широко раскрыла клюв, щелкнула им, поймав жука, сглотнула и сказала:
– Только на вкус они гораздо лучше!
Джо поморщился, отвернулся и вдруг краешком глаза заметил на земле что-то блестящее.
– Что это там такое?! – воскликнул он.
– Что – «такое», господин мой? – спросил Норберт.
– Вон там. – И Джо показал пальцем на землю возле левой ступни Норберта. – Осторожнее, не раздави!
Естественно! Возле левой ноги Норберта в неярких лучах солнца поблескивала серебряная чайная ложечка, изображавшая на пыльной тропе некий безнадежный танец. Она все кружилась и кружилась, словно желая что-то этим сказать, и круги становились все меньше и меньше, а потом ложечка и вовсе остановилась, сделала последний неловкий пируэт и с легким звоном упала на землю.
Джо тут же соскочил с плеча Норберта и поднял ложечку. Когда он взял ее в руки, ложечка тихонько вздохнула.