Среда перед моим последним экзаменом выдалась не по сезону жаркой и влажной. Около часа пополудни стали собираться первые тучи, а к четырем, когда мы с Венди условились встретиться в подпольном „кабинете“ Джорджа Нако, небеса разверзлись, и полил дождь. Я пришел первым. Венди появилась пять минут спустя, промокшая до нитки, но в отличном настроении.
Капли дождя сверкали в ее волосах. Она бросилась ко мне и, смеясь, обвила руками. Грянул гром, лампочки в подвале коротко мигнули.
— Обними меня, обними меня скорее! — сказала она. — Дождь такой холодный.
Я согрел ее, и она согрела меня. Довольно скоро мы уже лежали на старом диване — левой рукой я ласкал ее грудь (бюстгальтера на Венди не было), а правой забрался под юбку и исследовал нижнее белье. Так продолжалось минуту или две, после чего она отстранилась, села и поправила прическу.
— Хватит, — строго сказала Венди. — Вдруг зайдет профессор Нако?
— Это вряд ли, тебе не кажется?
Я улыбался, но ниже пояса ощущал знакомую пульсацию. Иногда Венди помогала ее снять (она вообще довольно быстро стала специалистом в том, что мы называли „джинсовкой“), но я подумал, что сегодня „джинсовки“ мне не светит.
— Ну, тогда один из его студентов с „хвостами“, — предположила она. — „Пожалуйста, профессор Нако, пожалуйста-пожалуйста, я сделаю все, что скажете“.
Тоже вряд ли, но Венди была права: нам действительно могли помешать. Студенты постоянно наведывались сюда, желая добавить новый реферат или очередной образец албанского искусства. Диван к обжиманиям располагал, а вот сам „кабинет“ — уже не очень, особенно с тех пор как этот укромный уголок стал настоящим объектом паломничества студентов.
— Как твой экзамен по социологии? — спросил я.
— Сомневаюсь, что сдала на пятерку, но точно сдала, и это меня устраивает. Особенно учитывая, что этот экзамен был последним.
Она потянулась, коснувшись пальцами лестницы над нами, при этом грудь ее изящно приподнялась.
— Меня здесь не будет… — она бросила взгляд на часы, — ровно через один час и десять минут.
— Едешь с Рене? — я не испытывал особой симпатии к соседке Венди, но знал, что лучше этого не говорить. Как-то раз я сказал, и мы поругались: Венди обвинила меня в том, что я пытаюсь управлять ее жизнью.
— Так точно, сэр. Она подбросит меня до дома отца и мачехи. А через неделю мы обе станем официальными сотрудницами „Филена“!
Прозвучало так, точно они получили работу в Белом доме, но и на этот раз я предпочел держать язык за зубами. Меня беспокоило другое.
— Но в субботу ты же приедешь в Бервик, так?
План был прост: утром Венди приезжает, мы вместе проводим день, и она остается на ночь. Она, конечно, остановится в комнате для гостей, но ведь это всего лишь в дюжине шагов по коридору. А если вспомнить, что мы, вероятно, не увидимся до осени, то вероятность „этого“ повышалась в разы. Да, дети верят в Санта-Клауса, а первогодки нашего университета иногда на протяжении целого семестра пребывали в уверенности, что профессор Нако действительно преподает английский язык.
— Само собой, — она осмотрелась, никого не увидела и положила руку мне на бедро. Рука заскользила вверх, добралась до молнии на джинсах и нежно сжала то, что находилось под ней. — Иди-ка сюда.
Так что, в конце концов, свою „джинсовку“ я получил. Медленная и ритмичная, она стала вершиной исполнительского мастерства Венди. Раздался очередной раскат грома, и вот уже шелест проливного дождя сменился барабанной дробью града. Рука Венди сжалась, продлевая и усиливая мой оргазм.
— Прогуляйся под дождем, прежде чем вернешься в общагу, а то все узнают, чем мы тут занимались, — она поднялась. — Дев, мне пора. Мне еще надо сумки собрать.
— Ну, тогда до субботы. На ужин отец готовит свою фирменную курицу.