На этот раз Эрин ткнула его еще сильнее.
— Мы поняли. — Она задумчиво смотрела в огонь. — А знаете, что? Две трети лета уже позади, а я так ни разу и не побывала в жуть-шалмане. Даже в самой первой его части, которая для малышей. Там нельзя фотографировать. По словам Бренды Рафферти, потому, что многие пары заходят туда пообжиматься. — Тут она посмотрела на меня. — Ты чего лыбишься?
— Да так, ничего, — ответил я, думая о том, как после Последней Калитки покойный муж миссис Шоплоу подбирал брошенные трусики.
— А вы, парни, там были?
Мы покачали головами.
— За «Дом страха» отвечает бригада «Доберман», — сказал Том.
— А давайте завтра туда сходим? Сядем втроем в один вагончик. Может, мы ее и увидим.
— Тратить выходной на Джойленд вместо отдыха на пляже? — спросил Том. — Да это ж мазохизм чистой воды.
Теперь Эрин уже не просто ткнула его локтем, а легонько дала под дых. Не знаю, спали ли они уже тогда, но это вполне вероятно: отношения их становились все более и более телесными.
— А накакать! Для нас, работников, проезд бесплатный, да и сколько уже он займет времени? Минут пять?
— Думаю, побольше, — сказал я. — Девять или десять. Плюс некоторое время в зале для малышей. Скажем, на все про все уйдет минут пятнадцать.
Том положил подбородок на макушку Эрин и взглянул на меня сквозь облако ее волос.
— Накакать, значит? Сразу видно, что перед нами леди с высшим образованием. До того как она стала водиться с девчонками из общества студенток, она обходилась старым добрым «насрать».
— Да лучше я залезу себе в жопу и там сдохну, чем буду водиться с этими сестренками-поблядушками!
Почему-то эта грубость меня безмерно обрадовала.
Может быть, потому, что Венди сама была «сестренкой» со стажем.
— Ты, Томас Патрик Кеннеди, просто боишься, что мы ее увидим, и тебе придется взять обратно все твои слова о мадам Фортуне, привидениях, НЛО и…
Том поднял руки.
— Сдаюсь. Станем в очередь вместе с лохами — в смысле, кроликами — и проедемся по «Дому страха». Только пойдем мы после полудня. Мне надо отдохнуть и навести красоту.
— Тебе это явно не помешает, — сказал я.
— На себя посмотри, образина. Дай-ка мне пива, Джонси.
Я дал.
— А расскажи, как все прошло со Стэнсфилдами, — попросила Эрин. — Обливались слезами и называли тебя героем?
Почти, но говорить этого мне не захотелось.
— Родители как родители. А дитё сидело в уголке, читало «Большой экран» и говорило, что видит актера Дина Мартина.
— Хватит лирики — переходи к делу, — сказал Том. — Деньжат они тебе подкинули?
Я полностью погрузился в мысли о том, как маленькая девочка, с таким благоговением объявляющая знаменитостей, могла бы вместо этого оказаться в коме. Или в могиле. Поэтому правду я выдал скорее машинально:
— Папа предложил мне пятьсот долларов, но я не взял.
Том выпучил глаза.
— В смысле?
Я посмотрел на остатки маршмеллоу-сэндвича в руке.
Маршмеллоу капало мне на пальцы, и я бросил его в огонь — есть все равно уже не хотелось. А еще я чувствовал какую-то неловкость, которая заставляла меня злиться на себя самого.
— Мужик пытается наладить небольшой бизнес, а судя по его словам, на данном этапе дело может принять любой оборот. У него жена, ребенок, и еще один на подходе. Я подумал, что лишние траты он себе позволить не может.
— Он не может. А ты?
Я моргнул.
— А что я?
По сей день я не знаю, злился ли тогда Том по-настоящему или только притворялся. Думаю, поначалу только притворялся, а потом вошел в раж, полностью осознав мой тогдашний поступок. Я точно не знаю, как у него в семье было с деньгами, но знаю, что жил он от зарплаты до зарплаты и не имел машины. Когда они с Эрин куда-нибудь выезжали, он брал мою… и с особой тщательностью платил за потраченный бензин.
Деньги имели для него значение. Вряд ли они полностью владели его помыслами, но да, значили они для него очень многое.
— У тебя учеба держится на честном слове, как и у нас с Эрин, а в Джойленде на лимузин нам не заработать. Ты рехнулся? В детстве головкой ударился?
— Успокойся, — сказал Эрин.
— Ты что, снова хочешь весь осенний семестр вставать ни свет ни заря, чтобы драить в столовой посуду после завтрака? Похоже на то, потому что в моем Ратгерском универе семестр такой работы как раз и даст эти самые пятьсот баксов. Знаю точно, потому что выяснил это прежде чем нырнуть в репетиторство. Знаешь, как я продрался через первый курс? Писал работы богатеньким студентам, изучающим продвинутую пивологию. Если бы меня поймали, то отстранили бы от учебы на целый семестр, а то и вообще вышвырнули бы. Я тебе скажу, чем обернулся твой широкий жест: выбросом на ветер двадцати часов в неделю, которые ты мог бы потратить на учебу. — Тут он понял, что начинает вещать, замолчал и улыбнулся. — Или на охмурение миленьких самочек.