Пусть идут, пронеслось в голове, но к тому времени мне уже надоело упускать женщин. Я устал плыть по течению и мучиться от того, что в результате происходит.
Ко мне подошла сестра.
— Все в порядке?
Нет, — ответил я и пошел за ними.
Энни припарковалась около больницы на стоянке со знаком: «ЭТИ ДВА РЯДА — ДЛЯ ИНВАЛИДОВ». Водила она фургон, в котором сзади вполне хватало места для кресла-коляски. Она открыла пассажирскую дверь, но Майк вылезать из кресла отказался. Он изо всех сил цеплялся за ручки побелевшими от напряжения руками.
— Залезай! — крикнула Энни.
Майк покачала головой, даже не глядя на нее.
— Залезай сейчас же!
На этот раз он даже головой не покачал.
Она схватила его и дернула. Стоявшее на тормозе кресло накренилось вперед. Я подбежал и схватил его, пока сын с матерью не плюхнулись друг на друга в открытую дверь фургона.
Волосы падали Энни на лицо, а глаза под ними дико сверкали: так сверкают глаза испуганной лошади в грозу.
— Отпустите! Все из-за вас! Не надо было мне…
— Хватит, — сказал я, схватив ее за плечи. Почувствовал под кожей кости и подумал, что сына она калориями пичкает, а вот про себя забывает.
— Да отпус…
— Я не хочу его у вас забирать, Энни, — сказал я. — Это последнее, чего я хочу.
Она успокоилась, и я медленно ее отпустил. Роман, который она читала, в пылу борьбы упал нам под ноги. Я его поднял и положил в карман на спинке майкова кресла.
— Мам. — Майк взял ее руку. — Это же не насовсем.
И тут я понял. Еще до того как ее плечи поникли и послышались всхлипывания. Энни не боялась, что я посажу ее сына на какой-нибудь сумасшедший аттракцион, и что Майк умрет от избытка адреналина. Она не боялась, что чужой человек украдет больное сердечко, которое она так любила. Просто Энни верила — на каком-то подспудном, материнском уровне — что если они не перейдут некую незримую грань, жизнь будет идти своим чередом: фруктовые коктейли по утрам на краю настила, полеты змеев по вечерам. Одно сплошное бесконечное лето. Да только на дворе уже октябрь, и пляж опустел. Радостные вопли подростков на «Шаровой молнии» и крики малышей на горке в «Брызгах и визгах» смолкли, воздух стал холоднее, а дни — короче. Бесконечное лето бывает только в сказках.
Энни закрыла ладонями лицо и присела на пассажирское сиденье. Сиденье оказалось слишком высоким, и она чуть с него не съехала. Я ее удержал. Наверное, она этого даже не заметила.
— Давайте, забирайте его, — сказал она. — Мне насрать. Пусть хоть прыгает с парашютом, если захочет. Только не думайте, что я буду участвовать в этом вашем… мальчишеском приключении.
— Без тебя я не могу, — сказал Майк.
Она опустила руки и посмотрела на него.
— Майкл, ты — всё, что у меня есть. Ты это понимаешь?
— Да, — ответил он, взяв ее руку в свои. — А ты — всё, что есть у меня.
По ее лицу я увидел, что такая мысль ей в голову не приходила.
— Помогите мне залезть, — сказал Майк. — Вы оба, пожалуйста.
Когда мы его усадили (не помню, пристегнул ли я ему ремень: видимо, тогда к ним еще не относились так серьезно), я закрыл дверь и пошел с Энни к водительской двери.
— Кресло забыли, — пробормотала она. — Надо забрать.
— Я положу. Садитесь пока за руль и приготовьтесь к дороге. Сделайте пару глубоких вздохов.
Она позволила мне ей помочь. Я поддержал ее чуть выше локтя, и увидел, что свободно мог охватить руку целиком. Подумал, а не сказать ли ей, что одними тяжеловесными романами сыт не будешь, но промолчал. Ей уже много чего сегодня наговорили.
Сложив кресло, я погрузил его в багажное отделение. Провозился дольше, чем нужно, чтобы дать ей время прийти в себя. Возвращаясь к двери водителя, я почти ожидал наткнуться на закрытое окно, но оно все еще было опущено. Энни вытерла глаза и нос и привела волосы в некое подобие порядка.
— Без вас он пойти не сможет, да и я тоже.
Она ответила так, будто бы Майка и вовсе не было поблизости.
— Я так за него боюсь. Всё время. Он видит слишком многое, и очень часто это причиняет ему боль. Уверена, что кошмары ему снятся именно поэтому. Он такой чудный ребенок. Почему он не поправится? Ну почему? Почему?
— Не знаю.
Она отвернулась и поцеловала Майка в щеку. Потом повернулась ко мне.
Глубоко и с дрожью вздохнула.
— Так когда мы идем? — спросила она.
Конечно, «Возвращение короля» читалось намного легче «Диссертации», но тем вечером я бы не осилил и «Кота в шляпе».