Этот токсин очень сильный, почти безвкусен и бесцветен, а также невидим невооруженным глазом. Через кровеносную систему он попадает в мозг и ведет атаку на организм. Через несколько минут у жертвы начинаются судороги, за которыми следует паралич. Человек впадает в коматозное состояние; в течение нескольких часов один за другим отказывают внутренние органы, чем дальше, тем быстрее. Наступает коллапс легких, останавливается сердце, и, наконец, погибает мозг. Со стороны похоже на инфаркт или инсульт. Кожа становится слегка влажной, но не воспаляется, боли и дискомфорта тоже не ощущается, ведь это паралитический яд — а значит, милосердный. Нет адских болей в желудке, нет рвоты, как при отравлении цианистым калием или другими ядами, действующими на пищеварительные органы. Изучение содержимого желудка ничего не даст. Хищник может убедиться, что жертва заглотила приманку, и покинуть место преступления до появления первых симптомов. Отравленный подарок, разумеется, следует забрать с собой, чтобы не оставлять улик (впрочем, этот конкретный яд не обнаружит даже патологоанатом — лишь опытный химик, знающий, что искать, определит редкий токсин). Отравленные ароматические свечи с запахом лаванды, врученные единственной моей жертве женского пола — назойливо флиртовавшей со мной даме, — делали свое черное дело в мое отсутствие и отравили, а может, и убили чуть больше народу, чем необходимо… А вот ядовитые сигары и напитки я, конечно, уносил. Нельзя проявлять неосторожность, даже если яд не обнаружат.
Мой радушный хозяин Аарон Ньюхаус едет со мной на четвертый этаж «Корпорации тайн» в маленьком лифте со скоростью, подобающей антикварному устройству. Глубоко дыша, стараясь не вспоминать о том, как давным-давно жестокий брат запер меня в кладовке, я справляюсь с приступом клаустрофобии. Лишь капельки пота на лбу могут рассказать Аарону Ньюхаусу о моем смятении, но тот не замечает и ведет увлекательный, как всегда у него, рассказ об истории «Корпорации тайн»:
— История у магазина поистине захватывающая. Однажды я напишу мемуары в духе классики жанра — «Моей преступной жизни»[36].
На верхнем этаже Аарон Ньюхаус просит угадать, где дверь в его кабинет. Я озадаченно перевожу взгляд с одной стены на другую, не видя даже намека на дверь. Лишь представив себе общий план здания и определив, где, согласно замыслу архитектора, должна помещаться лишняя комната, я догадываюсь: между «мрачными картинами» Гойи есть незаметная панель, сливающаяся с белыми стенами зала. Аарон Ньюхаус нажимает на нее с озорной мальчишеской улыбкой:
— Добро пожаловать в святая святых! Внизу есть другой, вполне обычный кабинет, где работает персонал. Сюда я редко приглашаю гостей.
Проходя между адскими иконами Гойи, я чувствую укол страха — сладкий, манящий укол.
Однако кабинет Аарона Ньюхауса уютно освещен и изысканно обставлен, словно гостиная английского джентльмена. Нашлось место даже для небольшого камина, в котором чуть теплится огонь. Паркетный пол покрыт старым, потертым, но по-прежнему элегантным китайским ковром. Вдоль одной стены — сплошные книги, особенные, антикварные книги в прекрасном состоянии. На других стенах висят картины в рамах, включая работу кисти Альберта Пинкхема Райдера — вероятно, этюд к его знаменитому «Скаковому кругу» («Смерти на коне бледном») — мрачному, зловещему полотну одного из самых загадочных художников девятнадцатого века. Одинокое окно выходит на воды Атлантики, в лунном свете напоминающие помятую фольгу. Именно такой вид я себе представлял.
Письменный стол изготовлен из прочного красного дерева, с многочисленными ящиками и ячейками для бумаг. Перед ним — старомодный вращающийся стул с сильно потертым мягким сиденьем алого цвета. На столе аккуратно сложены стопки бумаг, писем, гранок и книг. С краю — лампа с абажуром из цветного стекла и эбеновая статуэтка ворона в натуральную величину: вне всякого сомнения, это Ворон Эдгара По. На стене над столом висит дагеротип самого Эдгара Аллана, бледного, усталого, с поникшими усами и печальным взглядом. Под снимком имеется подпись: «Эдгар Аллан По, создатель Огюста Дюпена, 1841».
Ньюхаус, как я и ожидал, пользуется перьевыми, а не шариковыми ручками. Есть также набор цветных карандашей, старомодный ластик и даже латунный нож-кинжал для вскрытия конвертов. На этом столе современный компьютер Ньюхауса — этакий новомодный синтетический монумент посреди древнего погоста — выглядит неуместным.